— Микки, тебе плохо, — произнесла я, хоть это и было очевидно. — Принести попить?
Микки не отозвался. Глаза закатились, тело свело судорогой.
Джонс посмотрел на меня без каких-либо эмоций.
— Отвезти его в госпиталь, мисс Баланчина?
— Не вижу другого выбора. — Особой любви к кузену я не испытывала, но и чтобы он умер в моем кабинете тоже не хотелось.
***
Три дня спустя Микки Баланчин умер. Он прожил годом меньше, чем мой отец. Официальной причиной смерти оказался невероятно редкий штамм малярии, но причины эти довольно часто не имеют отношения к правде.
(Примечание: по многим причинам я подозреваю отравление.)
III
Я ПРИБЕГАЮ К ПОМОЩИ СТАРОГО ДРУГА; НЕ ОТКАЗЫВАЙТЕ В ЧАС СОМНЕНИЙ; ПОПЫТКА ОПРЕДЕЛИТЬ ЭРФИКС ТАНЦА; ПОЦЕЛУЙ ПРЕКРАСНОГО НЕЗНАКОМЦА
— Правило всех врачей – не навреди, — произнес доктор Парэм.— Ну, немного шоколада вреда не нанесет. Я подпишусь под каждым рецептом сколько тебе угодно. — Ему было шестьдесят два года и он терял зрение, поэтому за операцию он принял должность в «Темной комнате». У семерых других докторов, которых я наняла работать в моем клубе, тоже были свои причины — самой важной их которых и разделяемой всеми являлась нужда в финансах. Какао можно использовать для лечения всего, от усталости до головной боли, от тревожности до тусклой кожи. Впрочем, негласная политика нашего клуба предписывала выдавать рецепты всем желающим старше восемнадцати. За эту услугу мы платили врачам и ожидали от них примирения с совестью. Я сообщила доктору Парэму, что он принят.
— Это озадачит мир, в котором мы живем, мисс Баланчина. — Он покачал головой. — Я помню времена, когда шоколад стал вне закона...
— Сожалею, доктор Парэм. Я с великим интересом обсужу это в следующий раз. — Клуб открывается завтра и мне многое надо успеть. Я встала и пожала ему руку. — Пожалуйста, сообщите Норико размер одежды.
Я спустилась в недавно смонтированный бар и прошлась по девственно чистой кухне. Нигде в Манхэттене такой блестящей кухни я не видела. Похоже на рекламу из двадцать первого века. Люси, барменша, и Брита, шоколатье из Парижа, хмурились над кипящей кастрюлей.
— Аня, сними пробу, — попросила Люси.
Я облизнула ложку.
— Все еще слишком горько.
Люси выругалась и вылила содержимое в раковину. Они разрабатывали наш фирменный напиток. Мы закончили составлять меню, и я чувствовала нужду в какой-то фишке. Я надеялась, что получатся они такими же особенными, как напитки в Мексике.
— Попытайся снова. На это раз больше похоже.
За ними виднелась кладовка, полки которой неделю назад заняли поставки из Гранья-Манана, какао-фермы, где я провела прошлую зиму. Оглядываясь назад, я пришла к выводу, что нужно было позвать бабушек или же самого Тео для обучения моих поваров.
Я вернулась в бар, где меня поджидал мистер Делакруа.
— Хочешь почитать интервью в Дэйли? — поинтересовался он.
— Не очень. — Мистер Делакруа настоял нанять пресс-секретаря и медиа-стратега. На протяжении последних двух недель я давала нескончаемые интервью и выяснила за это время, что Аргон не способен распространяться о себе. — Все так плохо?
— Послушай, нам некоторое время нужно общаться с газетчиками.
— Вы должны были от них отделаться. — Он внес в дело свою долю, но настоял, чтобы представительным лицом была я. — Идиотское ощущение из-за того, что я рассказываю о себе.
— У тебя неверное представление. Ты не рассказываешь о себе. Ты даешь людям понять, кто в этом грандиозном проекте хозяин.
— Они прикопались к той части моей жизни, обсуждать которую неудобно. — В чем заключалась сложность: репортеры не чувствовали рамок, а я была от природы скрытной и очерчивала границы. Ну не желаю я распространяться о прошлом: из-за убийства отца и матери, да и других родственников, заключения в «Свободе», исключения из школы, арестованного брата, отравления одного бывшего парня и ранения другого. — Мистер Делакруа, они хотят раскопать древнюю историю, не имеющую отношения к клубу.
— Так не обращай внимания на вопросы. Обсуждай то, что хочешь. Вот и весь секрет, Аня.
— Как считаете, клуб ждет фиаско из-за отвратительного интервью?
— Нет. Это возымеет обратный эффект. Люди так и повалят. Я верю в эту затею. Верю.
Я собралась провести пальцами по шевелюре, но затем вспомнила, что волос-то у меня нет. Медиа-стратег решил, что было бы неплохо обновить мой образ до открытия клуба. Пропали мои кудряшки, делавшие меня неопрятным ребенком, а отнюдь не хозяйкой собственного «самого горячего клуба в Нью-Йорке»! Но я поняла, что гладкий, неровный боб, химически укрощенный и прилизанный, на волосок от гибели. Я не собиралась вздыхать, но все-таки это сделала.
— Подрастеряла свои косоньки, бедняжка.