Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография

О, как же я хочу
Не чуемый никем,
Лететь вослед лучу,
Где нет меня совсем.

А ты в кругу лучись —

Другого счастья нет —
И у звезды учись
Тому, что значит свет.

Он только тем и луч,

Он только тем и свет,
Что шепотом могуч
И лепетом согрет.

И я тебе хочу

Сказать, что я шепчу,
Что шепотом лучу
Тебя, дитя, вручу… (III, 134).

Но Мандельштаму, думающему о смерти, суждено было пережить еще одну воронежскую весну, еще один всплеск жизненных сил, подобный апрельскому 1935 года. Вместе с Наташей Штемпель он прогуливался по воронежскому Ботаническому саду, где распускалась свежая зелень. В стихотворении, написанном 30 апреля 1937 года, вновь идет поединок интенсивности восприятия с надвигающейся потерей чувств:

Я к губам подношу эту зелень —
Эту клейкую клятву листов —
Эту клятвопреступную землю:
Мать подснежников, кленов, дубков.

Погляди, как я крепну и слепну,

Подчиняясь смиренным корням,
И не слишком ли великолепно
От гремучего парка глазам? (III, 136)

«И к губам такие липнут / Клятвы…»

Прощание с Воронежем. Осип и Надежда Мандельштамы (слева); Наталья Штемпель (вверху справа), М. В. Ярцева, приятельница Н. Штемпель (внизу справа)

В конце мая 1937 года Наташа должна была выйти замуж за Бориса Молчанова; в связи с этим событием Мандельштам преподнес ей, наряду с шутливыми стишками, «свадебный подарок» в стихах. Но даже в это светлое и радостное стихотворение вкралась строфа, в которой звучит мотив смерти: «И к губам такие липнут / Клятвы, что, по чести, / В конском топоте погибнуть / Мчатся очи вместе» (III, 136). Наташе посвящено также своеобразное любовное стихотворение, которое Мандельштам считал лучшим из всего, что когда-либо написал. В этом стихотворении («К пустой земле невольно припадая…»), датированном 4 мая 1937 года, утверждается цикличность жизни и смерти, умирания и возрождения: «И это будет вечно начинаться» (III, 138). Даже Наташин физический недостаток — в результате перенесенного в юности костного туберкулеза она слегка прихрамывала — наделяется мистическим смыслом: недостаток ее «одушевляет». Стихотворение «К пустой земле…» — гимн всем женщинам, призванным сопровождать и хранить:

Есть женщины сырой земле родные,
И каждый шаг их — гулкое рыданье,
Сопровождать воскресших и впервые
Приветствовать умерших — их призванье.
И ласки требовать от них преступно,
И расставаться с ними непосильно.
Сегодня — ангел, завтра — червь могильный,
А послезавтра — только очертанье.
Что было — поступь, — станет недоступно…
Цветы бессмертны, небо целокупно,
И все, что будет, — только обещанье (III, 138).

В ту последнюю воронежскую весну Мандельштам, вероятно, был немного влюблен в Наташу — ведь она оказалась, наряду с Надеждой, его единственной слушательницей. Однажды он якобы признался ей в своей любви. Это признание соединялось в нем с мечтами о бегстве и робкой надеждой на радикальную перемену жизни: «Мы с вами будем жить, где вы захотите, хотите в Москве, хотите — на Юге…» Однако Наташа заплакала и сказала: «Как жалко, что все было так хорошо и теперь все рухнуло…» Мандельштам стал ее успокаивать и пообещал, что все будет по-прежнему. В Наташином восприятии Осип и Надежда были неразделимы[380].

Сохранилось еще одно доказательство Наташиной преданности Мандельштамам как супружеской чете. В июле 1942 года, во время эвакуации из пылающего Воронежа, в который вот-вот должны были войти немцы, Наташа взяла с собой вверенные ей стихи Мандельштама и его письма к жене. Письма же Мандельштама к ней самой Наташа оставила в развалинах дома.