Век наивности

— Прошу вас, присядьте, мистер Арчер. Мы вчетвером прелестно пообедали, и моя девочка пошла наверх переодеться. Она вас ждет, она сию минуту спустится. А мы как раз восхищались этими великолепными цветами, которые будут для нее таким приятным сюрпризом.

Уинсетт все еще стоял.

— Боюсь, что мне пора. Пожалуйста, передайте госпоже Оленской, что нам будет очень грустно, когда она покинет нашу улицу. Этот дом был настоящим оазисом.

— Ах, но вас она не покинет. Поэзия и искусство для нее дыхание жизни. Вы ведь пишете стихи, мистер Уинсетт?

— Нет, но иногда я их читаю, — сказал Уинсетт и, отвесив общий поклон, выскользнул из комнаты.

— Язвительный ум… un peu sauvage.[128] Но он так остроумен. Доктор Карвер, вы ведь тоже считаете, что он остроумен?

— Остроумие не по моей части, — сурово возразил доктор Карвер.

— Ах, ах, остроумие не по вашей части! Как он безжалостен к нам, слабым смертным, мистер Арчер. Но он живет одной лишь жизнью духа, и сейчас он мысленно готовится к лекции, которую нынче вечером прочитает у миссис Бленкер. Скажите, доктор Карвер, найдется у вас время до отъезда к Бленкерам, чтобы объяснить мистеру Арчеру ваше изумительное открытие «Прямого Контакта»? Но нет, я вижу, что уже скоро девять часов, и мы не вправе задерживать вас, когда столь многие ждут ваших откровений.

Доктор Карвер, казалось, был несколько обескуражен таким заключением, однако, сверив свои увесистые золотые часы с маленькими дорожными часиками госпожи Оленской, он неохотно приготовился к уходу.

— Мы позже увидимся, мой милый друг? — спросил он маркизу, которая с улыбкой отвечала:

— Как только приедет карета Эллен, я к вам присоединюсь; надеюсь, лекция еще не начнется.

Доктор Карвер задумчиво посмотрел на Арчера.

— Быть может, если этого молодого человека интересуют мои опыты, миссис Бленкер позволит вам привезти его с собой?

— О, дорогой друг, если бы это было возможно… Я уверена, что она была бы очень рада. Но боюсь, что Эллен сама рассчитывает на мистера Арчера.

— Весьма прискорбно, — сказал доктор Карвер. — Однако вот моя карточка.

Он вручил Арчеру карточку, на которой тот прочитал выведенную готическим шрифтом надпись:

АГАФОН КАРВЕР

ДОЛИНА ЛЮБВИ

КИТТАСКОТТОМИ

НЬЮ-ЙОРК

Доктор Карвер откланялся, и миссис Мэнсон со вздохом, который мог одинаково означать и сожаление, и облегчение, снова жестом предложила Арчеру сесть.

— Эллен сейчас вернется, а пока я рада посвятить вам это тихое мгновенье.

Арчер пробормотал что-то насчет радости по поводу столь приятной встречи, и маркиза своим низким, как бы задыхающимся голосом продолжала:

— Я все знаю, мистер Арчер, моя девочка рассказала мне обо всем, что вы для нее сделали. Ваш мудрый совет, ваша мужественная твердость — слава богу, что это было не слишком поздно!

Молодой человек слушал ее с глубоким смущением. Есть ли на свете хоть кто-нибудь, кому госпожа Оленская не поведала об его вмешательстве в ее личные дела?

— Мадам Оленская преувеличивает, просто я по ее просьбе дал ей юридический совет.

— Да, но при этом… при этом вы были бессознательным орудием… каким словом мы, современные люди, обозначаем провидение, мистер Арчер? — вскричала маркиза, склонив голову набок и загадочно смежив веки. — В ту минуту вы не знали, что и ко мне обратились с просьбой и мне был задан вопрос — через Атлантический океан!

Она посмотрела через плечо, словно боясь, что их могут подслушать, после чего, придвинув ближе свой стул и подняв к губам крошечный веер из слоновой кости, прошептала:

— Ко мне обратился сам граф — бедный, безумный, глупый Оленский, который умоляет ее вернуться на любых угодных ей условиях.

— Великий боже! — воскликнул Арчер, вскакивая со стула.

— Вы в ужасе? Да, да, конечно, я понимаю. Я не защищаю несчастного Станислава, хотя он всегда называл меня своим лучшим другом. Он не защищает самого себя — он припадает к ее ногам… в моем лице. — Она ударила себя по своей впалой груди: — Здесь у меня его письмо.

— Письмо? Госпожа Оленская его видела? — пробормотал Арчер, совершенно сбитый с толку этим неожиданным сообщением.

Маркиза Мэнсон тихонько покачала головой.

— Время, время. Мне нужно время. Я знаю Эллен, она упряма, надменна и, я бы сказала, иногда не умеет прощать.

— Господи, простить — это одно, а вернуться в этот ад…