При этом почему-то не было Милорадовича (он на тот момент был командующим Второй армией), Костенецкого (командующий русской артиллерией), казачьего атамана Платова, Корфа (он при Бородине руководил двумя кавалерийскими корпусами), Багговута, Михаила Бороздина (командир 8-го корпуса), Александра Виртембергского, Дмитрия Голицына (командир кирасирского корпуса), Сиверса. В общем из числа уцелевших высших командиров русской армии Кутузов на военный совет позвал около половины. Голоса десяти приглашенных запросто могли разложиться пополам, но на это никто внимания не обратил: видимо, с самого начала было ясно, что на этом совете у всех голос совещательный, и только у одного – решающий.
Беннигсен, накануне ездивший выбирать позицию для нового боя, предлагал драться на поле между Филями и Воробьевыми горами. Коновницын предлагал идти навстречу французам и биться там, где армии столкнутся. Возможно, Коновницын боялся впрямую одобрить предложение Беннигсена, которого Кутузов показательно не жаловал. К тому же пример Бородина, где Коновницын с остатками выбитой из флешей Второй армии удерживался в чистом поле, показывал, что, если войска пришли в состояние исступления, невыгоды позиции роли не играют. За новую битву высказались также Дохтуров, Уваров и Ермолов.
Было заведомо понятно, что Толь не согласится с Беннигсеном – уже хотя бы потому, что позицию выбирал не он. Однако на стороне Толя был Барклай. Раевский и Остерман хранили молчание. Да и Беннигсен был ли на самом деле за сражение? Денис Давыдов в воспоминаниях описывал эпизод, когда уже при отступлении французов Ермолов в присутствии Беннигсена просил Кутузова атаковать под Красным Наполеона с гвардией. Хотя Ермолов при этом не раз обращался за поддержкой к Беннигсену, тот упорно молчал, а оставшись с Ермоловым тет-а-тет, пояснил: «Любезный Ермолов, если б я тебя не знал с детства, я бы имел полное право думать, что ты не желаешь наступления; мои отношения к фельдмаршалу таковы, что мне достаточно одобрить твой совет, чтобы князь никогда бы ему не последовал». Может, Беннигсен потому и высказывался за битву, что желал отступления?
За три недели до этого русская армия успешно оборонялась в Смоленске. Французы имели тогда и больше сил, и больше боевого энтузиазма, чем после Бородина, оборона была устроена наспех, без всякого плана, и опиралась на старые стены крепости, однако двухдневный бой не привел к разгрому русской армии, а, наоборот очень ее взбодрил. Более того, будь у русских желание, французам, вполне вероятно, пришлось бы перейти к долговременной осаде.
Ростопчин в своих записках так описывает Москву: «город этот был без рвов, без стен, и имел в окружности 42 версты». Да, Москва не была крепостью, но ведь испанская Сарагоса, просто небольшой город, в 1808 году выдержала две осады, первая из которых длилась три месяца и кончилась отступлением французов. К первой обороне испанцы вынуждены были перейти после того, как были разбиты под Алагоном. Французы атаковали сходу, но «едва наши колонны оказались на улицах города, отовсюду – из окон, с колоколен, с крыш, из подвалов грянули смертоносные выстрелы, которые нанесли войскам такие потери, что им пришлось отступить» (Марбо).
Сарагоса была окружена старой стеной трехметровой высоты с четырьмя воротами. Опорными пунктами обороны стали монастыри и каменные дома – но этого и в Москве было достаточно. Летом 1808 года регулярных войск в Сарагосе было всего девять тысяч человек, остальные сорок тысяч были ополченцы. Командиров выбирали, а кто не справлялся – расстреливали. Бились без затей – врага просто заваливали трупами: это была и тактика, и стратегия. Когда 3 августа французы ворвались в город через ворота Сан-Энграсия, испанцы выпустили на улицы обитателей сумасшедшего дома. В романе Стефана Жеромского «Пепел» описан весь тот ад, который встретил наполеоновских солдат: «Места, не прегражденные баррикадами, были изрезаны рвами. За первой батареей виднелась пониже вторая, за ней – третья. Четыре ближайших переулка с левой стороны улицы Сан-Энграсия и три следующие с правой были перегорожены ровной стеной, которая поднималась выше первого этажа. Все двери и окна были заложены камнями. Волосы встали дыбом у охваченной воинственным пылом обезумевшей толпы захватчиков: им предстояло идти в эту узкую щель, уходившую в облака». Даже при том, что летом 1808 года французам удалось захватить часть города, они все же не смогли победить и после продолжавшейся до 14 августа резни на улицах Сарагосы отступили.