Как все в то время, Наполеон интересовался античной историей. Между тем при желании он мог бы заметить для себя урок в относительно недавних событиях. 30 июня 1520 года отряд конкистадора Эрнана Кортеса был окружен огромной армией ацтеков в их столице Мехико. В ночь на 1 июля решено было прорываться. Золото и драгоценности, награбленные у ацтеков, Кортес приказал свалить в одной огромной комнате и сказал: «Пусть каждый возьмет сколько хочет». Часть отряда были ветераны, много повидавшие вместе с Кортесом – они не взяли почти ничего. Новички же распихивали золото, драгоценные камни и жемчуга в карманы, сумки и сапоги. Когда отряд Кортеса вышел из дворца Монтесумы и крадучись пошел по Мехико, те, кто пожадничал, уже через полчаса плелись в хвосте колонны. На окраине города ацтеки наконец заметили испанцев. Начался бой. Пошел дождь. Испанцам надо было форсировать каналы. Те, кто нагрузился добычей, шли на дно. Когда Кортес все же прорвался, у него из 4 тысяч человек осталось меньше пятисот. Один из офицеров Кортеса Берналь Диас дель Кастильо описал потом «Ночь печали» (так назвали этот бой испанцы) в своей «Правдивой истории завоевания Новой Испании». Изданная впервые в 1632 году книга эта дожидалась переиздания больше 200 лет. Однако Наполеон знал про судьбу Кортеса – именно по заказу императора в 1808 году композитор Спонтини написал оперу «Фердинанд Кортес, или Завоевание Мексики», премьера которой состоялась в 1809 году. Правда, судя по цитате из «Журналь д'Ампир», приведенной Жаном Тюларом в книге «Наполеон» («Разве Кортес, покоривший с семьюстами пехотинцами и семнадцатью лошадьми огромную империю, не напоминает нам героя, который во главе легионов, внушавших уважение не столько своей численностью, сколько доблестью, поверг в замешательство самые стройные ряды войск, обратил в бегство несметные полчища и восторжествовал над объединившейся против него Европой?»), все трагическое в опере было опущено, осталось только героическое: Наполеон помнил только то, что хотел помнить.
16
В Москве остался маршал Мортье с отрядом в три тысячи человек и своеобразным приказом – он должен был взорвать несколько зданий, дворцов и прежде всего – Кремль.
Коленкур записал слова императора: «Так как господа варвары считают полезным сжигать свои города, то надо им помочь». Удивительный акт подросткового отчаяния в случае с Наполеоном помножился на его неограниченные возможности.
Французы не скрывали намерения взорвать остатки Москвы от находившихся в городе русских. Партизаны генерала Винцингероде сообщили своему начальнику о замысле Наполеона. Князь Александр Шаховской, как раз в эти дни приехавший в отряд, пришел в ужас от известия, и это чувство, видимо, передалось 42-летнему барону, который по рождению был саксонец, по подданству гессенец, а до перехода в русскую службу австрийский офицер. Шаховской пишет, что Винцингероде пришел в ярость и заявил, что если «хотя одна церковь взлетит на воздух, то все попавшиеся к нам французы будут повешены». Утром 9 октября Винцингероде отправился в Москву и рассказ о его дальнейших злоключениях существует в двух редакциях.
В русской чаще всего говорится, что Винцингероде взял с собой ротмистра Нарышкина, казака с белым платком на пике, и поехал в Москву парламентером. Однако Коленкур пишет, что Винцингероде, «набросив на себя штатское пальто», пытался распропагандировать французских солдат на аванпостах и парламентером себя объявил только после того, как был задержан каким-то бдительным гусаром. Нарышкин же, ожидавший начальника в условленном месте, сдался французам сам из чистого благородства – «чтобы иметь честь не покидать своего начальника», чем немало изумил французов.