Век Наполеона

Когда общественная безопасность находится под угрозой, народ должен вырвать власть из рук тех, кому она доверена…. Посадить эту австрийку [королеву] и ее шурина [Артуа] в тюрьму…. Схватить министров и их клерков и посадить их в кандалы…. Убедитесь, что мэр [бедный, приятный, любующийся звездами Бейли] и его лейтенанты; держите генерала [Лафайета] в поле зрения и арестуйте его подчиненных…. Наследник престола не имеет права на ужин, в то время как вам нужен хлеб. Организуйте отряды вооруженных людей. Маршируйте к Национальному собранию и немедленно требуйте еды….. Потребуйте, чтобы беднякам страны было обеспечено будущее за счет национального вклада. Если вам откажут, вступайте в армию, берите землю и золото, которые зарыли негодяи, желающие примириться с голодом, и делите их между собой. Снять головы с министров и их прислужников. Настало время!35

Напуганный шумом и беспорядками в Париже, а также массовыми демонстрациями в Версале, Людовик вернулся к совету своих министров — привлечь солдат, еще не тронутых революционными идеями, для защиты его самого, его семьи и двора. В конце сентября он послал в Дуэ за Фландрским полком. Он прибыл, и 1 октября королевский Гард дю Корпус приветствовал его банкетом в оперном театре дворца. Когда появились Людовик и Мария-Антуанетта, войска, полупьяные от вина и видимого величия, разразились бурными аплодисментами. Вскоре они заменили национальные трехцветные эмблемы на своих мундирах кокардами цветов королевы — белыми и черными; в одном из отчетов говорилось, что отброшенные цвета, теперь уже дорогие Революции, впоследствии топтались под ногами танцующих.36 (Мадам Кампан, первая фрейлина при королеве и очевидец, отрицала эту деталь.37)

По мере того как эта история доходила до Парижа, она все более расширялась, и к ней добавилось сообщение о том, что под Мецем собирается армия, намеревающаяся двинуться на Версаль и разогнать Собрание. Мирабо и другие депутаты осудили эту новую военную угрозу. Марат, Лустало и другие журналисты потребовали, чтобы народ заставил королевскую семью и Собрание переехать в Париж, где они могли бы находиться под бдительным присмотром населения. 5 октября рыночные женщины города, не понаслышке знавшие о нехватке продовольствия, возглавили бригаду, которая двинулась на Версаль, расположенный в десяти милях от города. По мере продвижения они призывали мужчин и женщин присоединиться к ним; тысячи присоединились. Это не было трагическим или мрачным шествием; его приправлял задорный французский юмор: «Мы вернем булочника и жену булочника, — кричали они, — и мы будем иметь удовольствие услышать Мирабо».38

Прибыв в Версаль под проливным дождем, они бессистемно собрались в количестве восьми тысяч человек перед высокими воротами и железным тыном королевского дворца и потребовали доступа к королю. Делегация отправилась в Собрание и настояла на том, чтобы депутаты нашли хлеб для толпы. Мунье, председательствовавший в то время, отправился с одной из делегаций, красавицей Луизон Шабри, к Людовику. Увидев его, она так задохнулась от волнения, что смогла только воскликнуть: «Больно!» — и упала в обморок. Когда она пришла в себя, Людовик пообещал ей найти хлеб для мокрой и голодной толпы. Уходя, она попыталась поцеловать его руку, но он обнял ее, как отец. Тем временем многие привлекательные парижанки смешались с фламандскими войсками и убедили их, что джентльмены не стреляют в безоружных женщин; несколько солдат забрали голодных сирен в свои казармы и дали им еду и тепло. В одиннадцать часов вечера Лафайет прибыл с пятнадцатью тысячами национальной гвардии. Его принял король, пообещал ему защиту, но вместе с Неккером посоветовал ему принять требование народа, чтобы он и королева переехали жить в Париж. Затем, обессиленный, он удалился в отель де Ноай.

Рано утром 6 октября изможденная, разъяренная толпа влилась через случайную щель в воротах во двор дворца, и несколько вооруженных людей прорвались по лестнице в апартаменты, где спала королева. В нижнем белье и с дофином на руках она бежала в комнату короля. Дворцовая охрана оказала сопротивление вторжению, и трое из них были убиты. Лафайет, пришедший с опозданием, но услужливый, утихомирил беспорядки заверениями в согласии. Король вышел на балкон и пообещал переехать в Париж. Толпа кричала «Vive le Roi!», но требовала, чтобы королева показала себя. Она показалась, и стояла на своем, когда один человек из толпы направил на нее мушкет; его оружие было отбито теми, кто был рядом с ним. Лафайет присоединился к Марии-Антуанетте и поцеловал ей руку в знак верности; смягчившиеся мятежники поклялись любить королеву, если она приедет и будет жить в столице.