Век невинности

Ачер остановился и посмотрел на одно из освещенных окон. У него было ощущение, что обе дамы сидели именно в той комнате; Бьюфорт, вероятно, искал у кого-нибудь поддержки в это время. Поговаривали, будто он сбежал из Нью-Йорка вместе с Фанни Ринг, но миссис Бьюфорт опровергала эти слухи.

Пятая Авеню лежала перед Ачером в ночи, как на ладони. На ней не видно было ни души. В этот час большинство людей обычно переодевались к ужину. Втайне он радовался, что никто не увидит, как Элен будет выходить из дома Бьюфортов. Стоило ему об этом подумать, как дверь отворилась, и графиня Оленская начала спускаться по ступенькам. Позади нее замерцал слабый свет, — как если бы кто-нибудь освещал ей путь. Элен обернулась и сказала тому, кто стоял за ее спиной несколько слов, после чего дверь закрылась, и она продолжила спускаться вниз по лестнице.

«Элен», — позвал он ее тихим голосом, когда она ступила на тротуар.

Мадам Оленская замерла на месте, и Ачеру показалось, что она слегка вздрогнула. В тот же момент он увидел двух молодых людей, одетых с иголочки, которые направлялись ей навстречу. Их меховые пальто и белые шарфы выглядели весьма эффектно и показались Ачеру знакомыми. В руках они держали скомканные лайковые перчатки. Ачер несколько удивило то обстоятельство, что такие представительные молодые мужчины собрались отправиться в гости в столь ранний час. Но тут он вспомнил, что Чиверсы, чей особняк находился в соседнем квартале, собирались устроить пати в честь Аделаиды Нельсон, исполнительницы главной женской роли в спектакле «Ромео и Джульетта». Должно было собраться много народу, и ему пришло в голову, что эти двое — из числа приглашенных.

«Я так счастлив, что вижу вас! — прошептал он, сам не понимая, о чем говорит. — Теперь мы с вами будем вместе!»

«О! — воскликнула мадам Оленская. — Так это бабушка вам сказала, где я?»

Он смотрел на Элен, но краешком глаза наблюдал за тем, как Лефертс с Чиверсом направились к противоположному углу здания, пересекли Пятую Авеню и молча разошлись в разные стороны. Это была своего рода мужская солидарность, к которой и он иногда позволял себе прибегать. Но теперь он был возмущен. Неужели она и в самом деле думает, что они с ним будут жить вот так? Но если нет то, что еще может она ему предложить?

«Я должен увидеться с вами завтра — где-нибудь в уединенном месте, где нам никто не помешает», — сказал он, и ему показалось, что его слова прозвучали слишком резко.

Мадам Оленская вздрогнула и направилась к экипажу.

«Вы, конечно, знаете, что я остаюсь у бабушки!» — сказала она, чувствуя, что необходимо объяснить Ачеру, что произошли изменения в ее планах.

«Нам непременно нужно где-нибудь поговорить наедине», — продолжал Ачер настаивать на своем.

Элен усмехнулась, и это чуть не вывело Ачера из себя.

«В Нью-Йорке? Но здесь нет ни церквей, ни мемориалов!»

«Но есть же музей Изобразительных Искусств в парке!» — заметил Ачер. Она вопросительно взглянула на него, и он добавил: «В половине третьего я буду ждать вас у входа…»

Элен, ничего не спрашивая, отвернулась и села в экипаж. Когда он тронулся с места, Ачер увидел, как графиня наклонилась вперед, и ему показалось, что в темноте она помахала ему рукой. Он провожал ее взглядом, охваченный противоречивыми чувствами. У него вдруг сложилось впечатление, что он разговаривал не с дамой его сердца, а с женщиной сомнительного поведения, которую он только что пригласил скрасить свой досуг. Ачер проклинал себя за бедность собственного вокабуляра любви, пленником которого он себя чувствовал.

«Она придет!» — успокаивал он себя.

Пройдя зал Метрополитен-музея, где была представлена коллекция карикатур Вольфа, Элен и Ачер оказались в длинном коридоре, который, в конце концов, завершился небольшим тупичком; в нем на застекленных эбонитовых стеллажах хранились не пользовавшиеся особой популярностью древнеримские реликвии. Они решили обосноваться в этом тихом уголке и устроились на диване рядом с батареей центрального отопления. Сидя в тишине, влюбленные смотрели невидящими глазами на бренные останки римлян, помещенные под стеклом.

«Странно, — заметила мадам Оленская, — но мне никогда не приходилось бывать здесь раньше!»

«Тогда, полагаю, когда-нибудь этот музей станет знаменитым».