Век невинности

Но, в пылу дискуссии, он почти разубедил этого, лишенного всякого воображения старика, что способен вести это дело. А ведь в глазах Минготов не кто иной, как мистер Леттерблеяр являлся признанным авторитетом в области юриспруденции.

«Не сомневайтесь, сэр, — сказал Ачер. — Я не начну действовать, прежде чем дам вам полный отчет о происходящем. Я имел в виду только одно: что мне не следует делать выводы, пока я не выслушаю мадам Оленскую.»

Мистер Леттерблеяр одобрительно кивнул. На всякий случай не мешало подстраховаться: осторожность в старом Нью-Йорке давно стала доброй традицией. А молодой человек, бросив взгляд на часы, сказал, что у него назначена встреча и поспешил откланяться.

Глава двенадцатая

В старом Нью-Йорке ужинали в семь часов, и, как правило, после ужина наносили визиты. И хотя в окружении Ачера эта привычка зачастую высмеивалась, многие по-прежнему продолжали ей следовать. Молодой человек шел с Вейверли-Плейс по опустевшей Пятой Авеню. Проезжая часть была свободна, и только возле дома Реджи Чиверса (в тот вечер Чиверсы устраивали званый ужин в честь князя) толпились экипажи.

Пожилой джентльмен в теплом пальто и кожаных перчатках поднялся по ступенькам, выложенным из коричневого камня, и растворился в освещенном газовым рожком холле.

Миновав площадь Вашингтона, Ачер отметил про себя, что старый мистер Дюлак заехал навестить своих родственников, Дедженитов, а когда молодой человек проходил мимо Вестент-стрит, он заметил мистера Скипворда, судя по всему, направлявшегося к старушкам Ланнингс. Пройдя чуть дальше по Пятой Авеню, Ачер увидел, как в дверях собственного дома появился Бьюфорт. Как тень он промелькнул в свете фонарей, сел в карету и укатил в неизвестном направлении (о котором, вероятно, вообще не стоило упоминать).

Спектакля в Опере не было, и Ачер не припоминал, чтобы кто-нибудь из людей их круга созывал в тот вечер гостей. Должно быть, поэтому поздний выезд мистера Бьюфорта был овеян глубокой тайной. Ачер подозревал, что Бьюфорт держал путь к маленькому домику на Лекингтон-Авеню, на окнах которого недавно появились веселенькие занавески и цветочные ящики. Перед его свежевыкрашенной дверью часто видели знакомый экипаж канареечного цвета мисс Фанни Ринг.

Помимо маленькой, скользкой пирамиды, символизировавшей самую верхнюю часть общественной иерархии Нью-Йорка (мир миссис Ачер и остальных), существовала еще тонкая прослойка общества, отказывавшаяся причислять себя к какой бы то ни было структуре вообще. То был независимый мир художников, музыкантов и писателей. Несмотря на всю неординарность путей самовыражения, люди, принадлежавшие к этой разобщенной среде, пользовались вполне заслуженным авторитетом. Но они предпочитали общение с себе подобными. В былые дни, когда дела еще шли в гору, Медора Мэнсон собирала публику на «литературные вечера». Но вскоре эта затея канула в Лету, поскольку профессиональные литераторы упорно отказывались на них приходить.

Других членов общества тоже неоднократно посещала идея создания литературных салонов. К примеру, в доме Блэнкеров (чье семейство было представлено энергичной и речистой маман и тремя дочерьми, прекрасно ее пародировавшими) можно было встретить Эдвина Буфа с Патти и Вильямом Винтером. Сюда захаживал популярный шекспировский актер Джордж Ригнольд; здесь собирались издатели, музыкальные и литературные критики.

Миссис Ачер и люди ее круга испытывали определенную неловкость при общении с богемной публикой. Люди искусства казались им странными, живущими в вымышленном, иллюзорном мире, состоящем из одних абстракций; понять до конца их было невозможно. Впрочем, в семействе Ачеров и их окружении всегда высоко ценились литература и искусство. Миссис Ачер частенько повторяла своим детям, что «сливки общества» стали бы более рафинированными, если бы к ним причислили таких людей, как Вашингтон Ирвинг, Фитцгринс Галлек и автора поэмы «Виновный эльф». Наиболее именитые авторы этого поколения были джентльменами по происхождению. Возможно, среди «поэтов толпы», не нашедших общественного призвания, и встречались люди, не менее талантливые, аристократы по духу. Но поскольку их происхождение, внешний вид, прическа, манера общения оставляли желать лучшего, старый Нью-Йорк их не принял и считал чудаками.

«В дни моей молодости, — говаривала миссис Ачер, — мы знали всю богему с Баттери и Кэнал-стрит. Надо сказать, только те из них, кому удалось сделать себе имя, владели собственными экипажами. Тогда не было проблем с поиском свободного места. Это теперь все вокруг заставлено, так что и яблоку негде упасть».