Направившись прямо в дом, Виктор вызвал к себе всех, кто мог что-либо рассказать о недавних событиях; слушая, он что-то записывал и все время сверялся с немногочисленными картами, которые были в его распоряжении. Затем Юг собрал офицеров и устроил нечто вроде военного совета, на котором объявил, что следует предпринять экспедицию против укрепленных деревень и беспощадно покарать беглых негров, во множестве рассеянных в чаще тропического леса. Стоя на пороге, София смотрела на этого человека, который и теперь говорил так же решительно и властно, как в былые дни: он отдавал ясные распоряжения, он хорошо знал, чего хочет, словом, он опять превратился в военачальника прежних лет. Однако ныне этот военачальник употреблял всю свою волю, всю вернувшуюся к нему отвагу на то, чтобы осуществить жестокое и презренное дело. У молодой женщины вырвался жест негодования, и она вышла в сад, где солдаты, не пожелавшие разместиться в бараках, в которых, по их словам, стоял негритянский дух, расставляли палатки и располагались на привал прямо под открытым небом. Солдаты эти сильно отличались от вялых и неповоротливых эльзасцев, которых София прежде видела в здешних местах. Их загорелые лица были исполосованы шрамами, они говорили хвастливо и громко, взглядами раздевали женщин – словом, отвечали полностью тому новому образцу воина, который, несмотря на присущую ему наглость, по-своему нравился Софии, так как ему были свойственны мужество и уверенность в себе. От молодого офицера де Сент-Африк, который встревожился, заметив ее в гуще солдат, и подошел, чтобы в случае чего защитить Софию от опасности, она узнала, что ее окружают наполеоновские воины, которые остались в живых после эпидемии чумы в Яффе и по окончании Египетской кампании были направлены в эту колонию, несмотря на то что еще не совсем оправились от тяжелых испытаний: дело в том, что их сочли более подходящими для климата Гвианы, нежели эльзасцев, которые мерли тут как мухи. И теперь София с изумлением смотрела на этих солдат, словно пришедших из легенды, солдат, которые спали в гробницах, испещренных иероглифами, развлекались с коптскими и маронитскими блудницами, хвастали тем, что знают Коран и что смеялись прямо в лицо богам с птичьими и шакальими головами, чьи статуи возвышались в храмах, украшенных колоннами. От этих людей веяло духом опасных приключений, они прибыли сюда с побережья Средиземного моря, из Абукира, из Аккры, с горы Фавор. София не уставала расспрашивать то одного, то другого о том, что они повидали, о чем думали во время невиданной военной экспедиции, которая привела французскую армию к подножию пирамид. Ей хотелось присесть рядом с ними и получить, как все они, порцию похлебки, которую повара разливали черпаками по мискам, хотелось своею рукой бросить игральные кости на натянутую кожу барабана, по которой они стучали, точно градины, хотелось отведать водки из солдатской фляжки, покрытой арабскими письменами.
– Вам не следует оставаться здесь, сударыня, – уговаривал молодую женщину де Сент-Африк, с некоторых пор ревностно игравший роль ее чичисбея. – Все они грубияны и забияки.
Однако София продолжала внимательно слушать приукрашенные рассказы о героических подвигах; она ясно чувствовала, что ее страстно желают, мысленно раздевают и ощупывают все эти солдаты, чудом спасшиеся от моровой язвы и теперь расписывающие свою неустрашимость для того, чтобы она сохранила в памяти их мужественные физиономии, но это ее не только не возмущало, а втайне даже льстило ей…
– Ты, кажется, решила стать маркитанткой? – зло спросил Виктор, когда она вернулась в дом.
– Маркитантки, по крайней мере, хоть что-то делают, – ответила София.
– Что-то делают! Что-то делают! Заладила одно и то же. Как будто человек может сделать больше того, что в его силах!…
Виктор уходил, возвращался, отдавал приказы, намечал план действий, диктовал инструкции о том, как доставлять боевые припасы и провиант карательной экспедиции, отправлявшейся по реке. София уже готова была восхититься его энергией, но тут же вспомнила, что под кровлей этого дома замышляют беспощадное истребление негров. Желая скрыть внезапный приступ гнева, она ушла к себе в комнату и разразилась там слезами. В саду солдаты египетской армии поджигали маленькие пирамиды, сложенные из сухих кокосовых орехов, стремясь отогнать москитов. Наступила ночь; тишину нарушали шум голосов, грубый смех, возня; а на рассвете громко запели сигнальные рожки. Флотилия из шлюпок, парусных суденышек и лодок начала подниматься вверх по реке, обходя водовороты и стремнины.