Век революции. Европа 1789-1848 гг. Век капитала. 1848-1875 гг. Век империи. 1875-1914 гг

В Британии она разделила радикалов среднего класса на тех, кто был готов поддержать чартизм или идти с ними одним путем (как в Бирмингеме или в «Союзе всеобщего избирательного права» квакера Джозефа Стерджа) и на тех, кто настаивал, как члены «Лиги против хлебного закона» в Манчестере, на том, чтобы бороться и с аристократами, и с чартизмом. Непримиримые одержали верх, уверенные в однородности сознания своего класса, в своих деньгах, которые они потратили в больших количествах, и в эффективности пропагандистской и рекламной кампании, которую они проводили. Во Франции слабость официальной оппозиции Луи-Филиппу и инициатива революционных парижских масс повернули события на другой путь. «Итак, мы снова стали республиканцами, — писал радикальный поэт Беранже после Февральской революции 1848 г. — Возможно, это случилось немного раньше и немного поздно... Мне бы хотелось, чтобы процесс проходил более осторожно, но мы не выбирали часа, не выстраивали войска, не определяли направление марша»**. Разрыв радикалов среднего класса с крайне левыми здесь произошел только после революции. К неудовольствию мелкой буржуазии, независимые ремесленники, лавочники, фермеры и им подобные (вместе с массой рабочих), возможно, больше всех выиграли от радикализма в Западной Европе, им были снижены налоги. Будучи маленькими людьми, они встали на сторону бедноты против богатых, а мелкие владельцы выступили с богачами против бедноты. Но противоречивость их симпатий привела их к сомнениям, а не к коренному изменению их политических приоритетов. Когда дошло до дела, они оказались слабыми; и якобинцы, и республиканцы, и демократы. И все стороны всегда колеблются до тех пор, пока настоящие экспроприаторы не придут к власти.

А в остальной революционной Европе, где недовольные мелкие помещики и интеллигенция составляли ядро радикализма, проблема была намного серьезнее. Поскольку крестьянство составляло основную массу, зачастую принадлежало к разным нациям со своими хозяевами и горожанами — словаки и румыны в Венгрии, украинцы в Восточной Польше, словаки в части Австрии. А беднейшие и менее предприимчивые землевладельцы, которые едва существовали на свой доход, зачастую принадлежали к наиболее радикальным националистам. Замечено, что в то время как большая часть крестьянства остается безразличной и политически пассивной, вопрос о его поддержке революции остается насущным. И в 1840-х гг. с этой пассивностью больше нельзя было мириться. Восстание крепостных в Галиции в 1846 г. стало самой большой жакерией’"* со времен французской революции в 1789 г.

Экономика требовала проведения необходимых афарных реформ, модернизации отсталых районов в Восточной Европе или хотя бы отмены крепостничества, которое все еще существовало в Австрии, России и Турецкой империи. В политическом смысле крестьянство достигло порога активности и ничего не оставалось, как что-либо сделать, чтобы вьшолнить его требования, по крайней мере в странах, где революционеры боролись против иностранных правителей. Поскольку, если они не привлекут крестьянство на свою сторону, реакционеры воспользуются ситуацией, законные короли, императоры и церковь в любом случае имели тактические преимущества, так как традиционно крестьянство верило им больше, чем землевладельцам, и все еще в принципе было готово ожидать от них правосудия. А монархи были готовы в случае необходимости уступить крестьянству за счет мелкопоместного дворянства: Бурбоны в Неаполе так и поступили, без колебаний выступив против неаполитанских якобинцев в 1799 г. «Да здравствует Радецкий! — кричали в 1848 г. крестьяне Ломбардии, приветствуя австрийского генерала, который подавил восстание националистов. — Смерть хозяевам!»*** Перед радикалами в независимых странах стоял вопрос не о том, искать ли союза с крестьянами, а сумеют ли они привлечь крестьян на свою сторону.

Радикалы в таких странах разделились на две группы: на демократов и левых экстремистов. Радикалы (представленные в Польше польским Демократическом обществом, в Венгрии — последователями Кошута, в Италии — сторонниками Мадзини) признавали необходимость привлечения крестьянства к революционной борьбе там, где необходимо отменить крепостничество и передать право собственности мелким хозяевам, но надеялись на мирное сосуществование между дворянством, добровольно, но не без компенсации отказавшимся от своих прав, й крестьянством.

Таким образом, там, где напряжение среди крестьянства не доходило до критической отметки и страх господ был не слишком велик (как почти во всей Италии), демократы на практике ничего не предпринимали для примирения с крестьянством и не проводили никаких социальных программ, предпочитая толковать о политической демократии и национальном освобождении с военными.