Век революции. Европа 1789-1848 гг. Век капитала. 1848-1875 гг. Век империи. 1875-1914 гг

Малочисленные элиты владеют иностранными языками; когда число образованных людей становится достаточным, возрастает значение родного языка (как о том свидетельствует борьба за признание национального языка в индийских штатах с 1940-х гг.). С того момента, когда бьшают написаны первые книги и выпущены первые газеты на родном национальном языке или когда этот язык впервые используется с какой-либо официальной целью, наступает решающий шаг в национальном развитии. В 1830-х гг. такие шаги были сделаны во многих уголках Европы. В это десятилетие были написаны или завершены первые главные работы на чешском языке по астрономии, химии, антропологии, минералогии и ботанике, в Румынии также вышел первый учебник на румынском языке, который заменил бывший официальным греческий. Венгерским парламентом в 1840 г. был утвержден венгерский язык вместо бывшего официальным латинского, хотя Будапештский университет управлялся из Вены, а лекции на латинском языке не были отменены вплоть до 1844 г. (тем не менее борьба за использование венгерского языка как официального велась постоянно с 1790 г.). В Загребе Гай публиковал «Хорватскую газету» (позже «Иллирийская национальная газета») с 1835 г. в первой международной версии, в ней и в дальнейшем было использовано несколько диалектов. В странах, которые длительное время официально имели национальный язык, изменение нельзя так легко определить, хотя интересно то, что после 1830 г. число книг на немецком языке, изданных в Германии (по сравнению с числом книг на латыни и французском), впервые возросло на 90%, а число книг на французском после 1820 г. снизилось более чем на 4%*‘* В более общих чертах рост книг, издаваемой литературы позволяет сделать сравнения. Так, в Германии число издаваемых книг долго оставалось одним и тем же: в 1821 г., как и в 1800 г., — около 4 тыс. наименований в год, но к 1841 г. оно возросло до 12 тыс. наименований’*

Конечно, большое число европейцев и неевропейцев оставались неграмотными. За исключением немцев, датчан, скандинавов, швейцарцев и граждан США, ни один народ в 1840 г. нельзя было назвать образованным. Некоторые могут быть названы поголовно неграмотными, такие как южные славяне, у которых было менее полупроцента грамотных в 1827 г. (и даже гораздо позже только 1 % рекрутов из Далмации в австрийской армии мог читать и писать), или русские, у которых было 2% грамотных (1840 г.), и великое множество малограмотных у испанцев, португальцев (у которых было едва 8 тыс. детей во всех школах после Пиренейской войны) и в Италии, за исключением Ломбардии и Пьемонта. Даже в Британии, Франции и Бельгии в 1840-х гг. насчитывалось от 40 до 50% неграмотных** Неграмотность не является препятствием для политического сознания, но фактически нет такого примера, чтобы национализм в современном виде был могучей массовой силой, кроме стран, уже измененных двойственной революцией; во Франции, в Британии, в США и в Ирландии, потому что она была экономически и политически зависима от Британии.

Приписывать национализм образованным классам — это не значит утверждать, что все русские не считали себя русскими при столкновении с кем-либо или чем-либо. Тем не менее для массы людей в общем понятие национальности определялось религиозной принадлежностью: испанцы были католиками, россияне — православными. Несмотря на то, что столкновения происходили все чаще, они были все-таки редкостью, и определенные качества национального самосознания итальянцев были все же присущи общей массе народа, который даже говорил не на национальном литературном языке, а на местных диалектах; даже в Германии патриотическая мифология послужила поднятию национального духа в борьбе против Наполеона. Франция была особенно уважаема в Западной Германии, прежде всего среди солдат, которые свободно нанимались на службу’* Народы, находившиеся под властью папы или императора, могли вьфазить недовольство своими врагами, которыми оказались французы, но это с трудом можно отнести к национальному самосознанию или стремлению создать национальное государство. Более того, сам факт, что национализм представлен средним классом и мелкими дворянами, был достаточен, чтобы вызвать подозрения у бедных людей. Польские революционеры радикально-демократического толка искренне старались — как и более искушенные карбонарии Южной Италии и другие заговорщики — поднять крестьянство, обещая провести аграрные реформы. Они нигде ничего не добились. Крестьяне Галиции в 1846 г. были против польских революционеров, даже несмотря на то, что те провозглашали отмену крепостничества; оставаясь верными императорским властям, они устроили резню дворян.