Дело уже близилось к зиме 89-го, а за полтора года до этого в Мюнхене с гастролями находилась Алла Пугачева. Короткое интервью с ней успел, правда, сделать мой коллега из Отдела новостей Вэйн Браун, но, несмотря на его хороший русский язык, интервью получилось неэфирным - разговорить Аллу Борисовну ему не удалось. Вот тут-то я и решил попытать счастья. Взяв с собой Рому Шаламберидзе (у него была видеокамера в рабочем состоянии и две профессиональных фотокамеры) и нагрузив его заодно своей звукозаписывающей аппаратурой, я в конце концов добрался до местечка Гархинг, где и проходил сей концерт под открытым небом. До самого концерта еще было время; где Пугачева, толком никто сказать не мог, и посему, встретив там знакомого мне ныне покойного "русского мафиози" Фиму Ласкина, я справился у него о местонахождении Пугачевой. Фима, конечно, знал, где Пугачева, и показал мне на одну из времянок, попутно познакомив меня с известным на Западе, да и в России, бардом Михаилом Гулько. Ввиду того, что "трубы" с утра у меня горели нещадно, я решил их немного промыть. Гулько тоже не отказался, и мы пошли в расположенный поблизости шалман. Внутри оказались два человека из свиты Аллы Пугачевой - Николаев и Кузьмин. Кузьмина я попросил передать мою просьбу об интервью, и он, испуганно озираясь, почти сразу же ушел (наверное, принял меня за агента ЦРУ). С Николаевым мы разговорились и так увлеклись разговором и "промыванием труб", что чуть не пропустили начало концерта. Пугачева согласилась на интервью, заметив только, что со "Свободы" с ней уже разговаривали. Я тут же нашелся и сказал, что, кроме вопросов чисто по ее творчеству, у меня есть и специфический вопрос. "Какой?" - в свою очередь поинтересовалась она. "Ваше отношение к войне в Афганистане?" - не мудрствуя лукаво, выпалил я почти не заикаясь. Вопреки моему ожиданию она достаточно толково ответила и на этот вопрос, и на другие. Потом спросила сама: "Откуда вы узнали, что я там была?" Тут пришлось выкручиваться мне, ибо я ничего не знал о ее гастролях "за речкой"; просто интуиция в который уже раз меня не подвела. Потом мы сфотографировались на память, и я отправился на РС обрабатывать интервью. Материал был признан удачным и на следующий же день прозвучал в актуальной программе Русской службы РС. Кстати, именно Пугачева оказалась самым первым человеком из СССР, официально под своим именем давшим интервью радио "Свобода".
Вот это-то мое интервью с Пугачевой и понравилось Володе Матусевичу, который предложил мне перейти в Русскую службу. Тогда я, помнится, бредил карьерой в Исследовательском отделе и мягко отказался от предложения Матусевича, после чего заводить с ним разговор о переводе было как-то неудобно. Однако "доктор идиот" продолжал наступать на пятки, и надо было что-то делать. Идея возникла неожиданная: подсказать самому Эллиоту избавиться от меня в Исследовательском отделе РС путем моего перевода в штат Русской службы. Доктор наживку заглотил и побежал говорить с Матусевичем. Того, понятно, уговаривать не надо было. За мой перевод стоял и заместитель главного редактора службы Евгений Кушев. В общем, меня перевели в Русскую службу в той же должности "старшего исследователя". Правда, в Русской службе "исследовать" было нечего, а надо было писать, поэтому спустя месяц "титул" этот переписали на редактора. Произошли изменения и в администрации радио. Директором РС стал Эндерс Вимбуш, которого я знал по "РЭНД корпорэйшн". Директором РСЕ был назначен Жиллет, тоже выходец из "РЭНД", но с ним я знаком не был. А доктора Эллиота, который, видимо, и сам никак не хотел расставаться со мной, отправили надзирать за работой Русской службы в качестве заместителя директора РС. Больше он меня практически не доставал, а видел я его в основном на утренних летучках, когда, конечно, сам на них приходил. А после того как мы с Лешей Лёвиным поинтересовались, что он прячет под своим килтом, то есть шотландской юбкой, этот "потомок горцев" и вовсе исчез из моего поля зрения.
Первое, что я ощутил, перейдя в Русскую службу, так это гораздо большую личностную свободу. (Начальство-то в лице Володи Матусевича, конечно, было, но, будучи начальством творческим, занималось работой, а не подсчетом доносов: сколько раз в коридоре Коновалов ругнулся матом, кого куда за что и сколько раз послал, кому пытался набить морду.) Я начал писать актуальные материалы для программы "События и люди", а, кроме этого, Женя Кушев предложил мне делать один из выпусков его программы "Судьбы Сибири", что дало мне неоценимый опыт в моей последующей работе над программой "Сигнал". Писал я и для "Сигнала", который в ту пору и до своего ухода на пенсию в середине 91-го редактировал Лев Иванович Предтечевский (в эфире он выступал под псевдонимом Михаил Карташов). Во время его отпуска или болезни я брал программу в свои руки, постепенно постигая азы редакторской работы, имевшей на радио "Свобода" свою особую специфику.
Глава 4
РУССКАЯ СЛУЖБА РС: К АВГУСТУ 91-ГО
И ПОСЛЕ ОНОГО
ВМЕСТО НЕБОЛЬШОГО ПРЕДИСЛОВИЯ