Век "Свободы" не слыхать. Записки ветерана холодной войны

- Юрий Львович, для этого существует Московское бюро, почта и собственный питерский корреспондент Резунков,- напомнил я, уже догадываясь, чего это Гендлер спрашивает меня о возможном вояже в Ленинград,- а в Питер я действительно не собираюсь. Вот на юг, в Сочи, полечу. Надеюсь, у вас там нет "знакомых отставных чекистов"?

Юрий Львович замахал руками, потом явно довольный тем, что поездка в Ленинград не входит в мои планы, продолжил:

- Старик, ты же знаешь, что в Москве надвигаются торжества. Если будет интересный собеседник, не сочти за труд - дай интервью с ним для программы прямого эфира.

- Без проблем. Но следует ли мне понимать ваши слова как утверждение моей командировки? А как же быть с отпуском?

- Возместим стоимость билета,- нашелся Юрий Львович.

- Вот блин, знал бы заранее - взял бы билет на "Люфтганзу".

- Что ты, что ты, это же очень дорого! - опять замахал руками Юрий Гендлер.- Да, твое присутствие в Москве - это командировка, только, пожалуйста, в этот раз без эксцессов.

- Юрий Львович, вы, кажется, исправляетесь и действительно хотите мирно дожить до переезда в Прагу? Рад это слышать! - Я театрально щелкнул каблуками, развернулся и вышел из кабинета, опять чуть не зашибив дверью очередного коллегу-"слухача".

Вечером, уже перед самым отлетом, ко мне домой заглянул Женька Кушев, принесший небольшой сверток с лекарствами и деньги, которые он попросил передать для больной матери.

- Ну что, командир,- спросил я, плеснув по стаканам отдающий торфяным запахом мутноватого цвета дорогой скотч-молт,- ты-то в Прагу едешь?

- Не знаю, вроде как еду, только вот в качестве кого? - Женя явно не имел желания углубляться в подробности.

- То есть, может статься, уже и не в качестве главного редактора службы?

- Может и так, если первую скрипку в Праге собирается играть известный тебе Шустер.

Женя ушел уже за полночь, а я. забылся беспокойным сном прямо в широком кресле. Рейс до Франкфурта, откуда летали "Белорусские авиалинии", был ранноутренний, не проспать бы. Но обратный билет, уже из Москвы, памятуя обещание Гендлера, я все же "переиграл" на немецкую "Люфтганзу".

В этот раз от аэропорта к сестре я добирался сам. Серега Зуев возился с ремонтом тачки. Через выходные мы с Раиской собирались поехать в Речицу проведать наших стариков. Зуев все же исхитрился как-то и привел "Москвич" в порядок, но, по его же словам, "ласточке" уже недолго бегать осталось. Пообщавшись с отцом и с матерью, я оставил сестру еще на пару дней с родителями, а сам подбил Серегу прокатиться в Брест к Нине. Если бы я знал тогда, что вижу мать живой последний раз в жизни, может быть, и задержался бы еще в Речице. Мать умерла весной 97-го, и только осенью 98-го я снова оказался в родных краях, уже на ее могиле.

В Бресте, как и следовало того ожидать, меня приняли довольно прохладно. Свою дочь Катю я подержал на руках в первый и, возможно, в последний раз, ибо с предложением о совместной жизни меня послали на несколько хорошо известных букв русского алфавита. Так повторилось и в 98-м, когда мне снова достаточно ясно дали понять, что для дочери я считаюсь "пропавшим без вести". А чего я, собственно, ожидал - любви, сочувствия? Вот и повторяй путь, пройденный твоим же родным отцом, которого ты сам увидел первый раз в жизни уже далеко не грудным младенцем.

В Минск я возвращался совсем не в радужном настроении. Что за бабы на Руси пошли? Сначала бывшая женушка не пожелала делить тяготы совместной жизни с "нищим и безработным". Теперь и эта "мать моего ребенка" туда же. Тоска, хоть удавись! Раз "бешеных денег" больше нет, значит, "пропал без вести". Серега пытался было анекдотами да прибаутками развеять мое мрачное настроение, но безуспешно.

В ожидании приезда Игоря и Сереги я немного пообщался с депутатом парламента Женей Новиковым, предложившим мне помочь встретиться с Лукашенко. Подумав, я отказался. Честно говоря, не хотелось мне посвящать свои последние несколько дней в Белоруссии беготне по высоким начальственным кабинетам. Как-нибудь в другой раз. В качестве демонстрации доброго ко мне отношения со стороны президента достаточно и того, что некоего "международного бомжа" Коновалова беспрепятственно пускают в Белоруссию, да и в компьютер на Брестском КПП занесли как "очень важную персону".

Приезд Игоря Морозова и Сереги Шаврова мы решили как следует отпраздновать. Выдался и повод - на квартиру к сестре позвонил мой старый товарищ Сергей Шпортов и пригласил на "свежину", забил кабанчика. Шпортов потомственный русский казак (не удивляйтесь несколько по-немецки звучащей фамилии, Миллер и фон Панвиц тоже были русскими казаками), чьи предки еще на заре XX века переселились в Белоруссию, жил в частном секторе и держал домашнее хозяйство. А самогон варил такой, что меня от него было за уши не оттянуть. (До сих пор я с некоторым ужасом рассматриваю фотографию, на которой запечатлен прикладывающимся - добро бы хоть к бутылке или, там, к трехлитровой банке - к ведру. Стакана в доме не нашлось, что ли?)