Признаться, и раньше меня всегда удивляла, а порой и настораживала осведомленность Марышева в таких делах, которые касались кадровых перемен в местных структурах КГБ. Виктор Васильевич Черкесов - нынешний полномочный представитель своего сокурсника по юрфаку ЛГУ и коллеги по службе в Ленинградском УКГБ, а ныне российского президента, был моим ленинградским куратором и даже как-то руководил обыском у Галины Григорьевой, во время которого изъяли собранный и отредактированный мною самиздатский литературный альманах. Он тоже облегченно вздохнул, когда за мной убрали трап самолета, хотя и не мог предположить, в штате какой организации я вскорости окажусь и какой на это будет реакция его тогдашнего начальства в лице генерала Носырева.
Находясь в Ленинграде, я дважды пытался встретиться с генералом Черкесовым на предмет интервью ("добро" на то со стороны министра безопасности Виктора Баранникова имелось в наличии), но оба раза Лебедев, с которым я связывался по телефону, огорчал меня новостью, что начальник проверяет-де службу то ли во Пскове, то ли в Новгороде. Словом, та же "тяга к перемене мест", что и у командующего ЛенВО генерала Селезнева. Вышеозначенный Лебедев тоже не горел желанием беседовать с корреспондентом "Свободы", так что ни одного интервью от сотрудников органов госбезопасности Питера я тоже не получил.
Начало вечереть, я распрощался с дедом Карнаушко, пообещав ему в следующий раз обязательно заглянуть в Выборг, когда окажусь рядом, в Питере, и с Марышевым. Петра Карнаушко я попросил вспомнить ряд моментов из его фронтовой биографии, ибо собирался один из выпусков программы "Сигнал" полностью посвятить ему. Что еще я мог сделать для старого ветерана, зарабатывающего на хлеб насущный нелегким трудом грузчика?
В Питер мы вернулись уже за полночь. Дорошенко несколько погрустнел. Лена тоже нервничала, понимая, что я снова исчезну надолго - "растаю, как след на песке". Я, правда, оставил ей приглашение. Но покуда она оформит визу, еще не одна Нева воды утечет.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В РОССИИ
Обратную дорогу в Москву я проехал в битком набитом военными отпускниками и командировочными купе, даже глаз не сомкнув. Миша Елистратов забрал меня с Ленинградского, со вздохом констатировав, что не смог в этот раз выбраться в Питер со мною. Может, в следующий приезд? Я не возражал, ибо вырваться на несколько дней в Питер был готов всегда. Но удовольствие удовольствием, а нужно было приступать и к насущным делам.
Подполковник Уватенко сообщил мне о наличии согласия начальника Военной академии ГШ генерала Игоря Родионова на интервью "Свободе". К этой встрече я готовился особенно тщательно, и так уж получилось, что в те несколько дней перед встречей с Родионовым позвонил Александр Проханов и предложил заехать к нему на Цветной бульвар. После нашего разговора Александр Андреевич набрал номер генерала Грибкова, тот в свою очередь связался с генералом Альбертом Макашовым, и вот мы с Мишей Елистратовым уже на "стрелке" у гостиницы "Москва". Понимая, что беседа с Макашовым - для меня редкая удача (после августа 91-го генерал вполне заслуженно не жаловал никаких корреспондентов - ни отечественных, ни тем более иностранных), я извелся и перенервничал так, что, несмотря на выпитое, заикался больше обычного. Альберт Михайлович тоже пребывал в несколько нервозном состоянии, не совсем понимая, зачем это Проханов и Грибков уговорили его дать интервью "этому сионистскому радио "Свобода".
Напряжение разрядил следующий эпизод. Очередной раз пройдясь по жидомасонам и сионистам, которые разрушили его страну, Макашов вдруг обернулся к Мише Елистратову, внимательно на него посмотрел и произнес: "Извините уж, если чем обидел вашу нацию". Я не смог сдержать смеха, глядя на остолбеневшего Мишу, выключил звукозапись и, все еще давясь смехом, объяснил генералу, что хотя товарищ Елистратов и похож внешне на представителя "этой самой нации", но он русский, родом из Тамбова и к тому же офицер. Макашов тоже рассмеялся: "Ну извините, Михаил, обознался!" Остальная часть интервью прошла уже в более доверительном ключе. Я до сих пор считаю это интервью с генералом Макашовым одним из лучших материалов, привезенных тогда из Москвы. Да и дать его без цензурных купюр в эфир мне стоило немалой крови.