Век 'Свободы' не слыхать

За пулеметно-пушечный расстрел,

Но наши офицерские погоны

Господь еще снимать нам не велел.

Грешны перед народом и державой,

Пред верой и пред совестью грешны,

И все-таки мы не имеем права

Уйти до окончания войны.

И пусть неувядаемым позором

"Придворные" овеялись полки,

Есть в Армии законы, по которым,

Грехи смывают сами штрафники.

Отныне не кричать: "Москва за нами!"

Но, стиснув зубы, верить под огнем,

Что русское простреленное знамя

Мы все-таки поднимем над Кремлем.

Нас опять предадут...

Нас опять предадут и подставят под русские пули,

Вас опять предадут и заставят стрелять по своим,

Мы встречались как братья в Берлине, в Гаване, в Кабуле,

А недавно в Москве расстреляли друг друга сквозь дым.

Виноваты ли вы, виноваты ли мы - я не знаю,

Выполняли приказы, себя не жалели в бою,

Мы по жизни идем, как идут по переднему краю,

Мы стоим за Россию, и значит, стоим на краю.

Рвем погоны с плеча, поднимаем к виску пистолеты,

Но куда нам уйти от армейской несчастной судьбы?

Остаемся в строю, чтобы Русь отыскала ответы,

Примеряя знамена на ваши и наши гробы.

Нас опять предадут и подставят под русские пули,

Вас опять предадут и заставят стрелять по своим,

Мы встречались как братья в Берлине, в Ханое, в Кабуле,

А в Москве, в октябре, расстреляли друг друга сквозь дым.

Война становится привычкой...

Война становится привычкой,

Опять по кружкам спирт разлит,

Опять хохочет медсестричка,

И режет сало замполит.

А над палаточным брезентом

Свистят то ветры, то свинец.

Жизнь, словно кадры киноленты,

Дала картинку наконец.

О чем задумался начштаба,

Какие въявь увидел сны?

Откуда спирт, откуда баба?

Спроси об этом у войны.

А хорошо сестра хохочет

От медицинского вина!

Она любви давно не хочет

Ей в душу глянула война.

Эй, замполит, плесни по малой,

Теперь за Родину пора!

Нам не спуститься с перевала,

Который взяли мы вчера.

Война становится привычкой,

Опять по кружкам спирт разлит,

Опять хохочет медсестричка,

И режет сало замполит.

Краткий курс Новейшей истории Афганистана

Безусловно дали маху

Мы десяток лет назад,

Называя Захир-шаха,

И "высочество", и "брат".

Мы ему завод-плотину,

Мы даем ему угля,

Да, любили мы скотину

Захир-шаха, короля.

До зубов вооружили,

Утопи его Харон,

А вообще - неплохо жили

С этим самым Захером.

И, целуясь с господами,

Тот, кто нынче выше всех,

Заложил кирпич-фундамент

Под Кабульский политех.

Но история, как средство,

Повесомей кирпича,

Где Захир, где королевство?

Только камень Ильича.

Началась другая эра.

Там, конечно, а не тут,

Мы приветствуем премьера

По фамилии Дауд.

Сразу помощь предложили

И деньгами, и трудом,

Как с товарищем зажили

С этим самым Даудом.

Только снова дали маху,

Сей революционер,

Оказался братом шаха

И агентом ФБР.

Был он подлым и двуличным,

А его же, как на грех,

Целовал у трапа лично

Тот, кто нынче выше всех.

Но пришел конец Иуде

Там, конечно, а не здесь,

Вышли танки при Дауде,

Нет Дауда - танки есть.

И хотя мы рановато

Взяли принца на штыки,

Но целуем, словно брата,

Нура Мура Тараки.

Правда, дружит с Пакистаном,

Книги пишет, грамотей,

Из казны, как из кармана,

Много хапнул на детей.

И партийные разлады

Непутево примирял,

Расстрелял, кого не надо,

Кого надо - не стрелял.

Мы идейно с ним дружили,

Но готовили полки,

А вообще - неплохо жили

С Нуром Муром Тараки.

Дали орден, дали займы,

И командовал сквозь смех:

"Вира, Нур, мол!" или "майна"!

Тот, кто нынче выше всех.

Но, кромя СССРа,

Был у Нура друг один,

Мы приветствуем премьера

По фамилии Амин.

Задушил подлец подушкой

Свово лучшего дружка,

И зарыл Тарачью тушку

Средь афганского песка.

Мы, конечно, телеграмму,

Мол, Амин Хафизулла,

Мы не знаем вашей драмы

И у вас свои дела.

Но, согласно узам дружбы,

Можем денег предложить,

И военного оружья,

Чтоб тебе спокойней жить.

В общем, жили мы неплохо

И с Амином до конца,

Расстреляв его со вздохом

Посередь его дворца.

Сразу радио врубили,

Мол, афганская земля,

Про тебя мы не забыли,

На Бабрака Кармаля!

Правда, он буржуй прожженный,

Парчамист и пустобрех,

Но ведь рукоположенный,

Тем, кто нынче выше всех.

Под надежною охраной

Посадили во дворце,

Где сидел он вечно пьяный,

С важной думой на лице.

Окрестили его Колей,

По фамилии Бобров,

Войск прислали, чтобы вволю,

Наломал в Афгане дров.

Но другой, кто был всех выше,

В нашей собственной стране,

Весь, как говорится, вышел,

И в Кремлевской лег стене.

Мы порадовались с виду,

Но задумались слегка,

Может быть, без Леонида,

Здесь не надо Бабрака?

Долго думали, однако,

Во все стороны паля,

За Боброва, за Бабрака,

За Колюху - Кармаля.

Да к тому же пересменка

Началась в родной земле,

То Андропов, то Черненко,

То "Пятно" сидит в Кремле.

Мы для каждой той заразы

Здесь ломали кучи дров,

Дожидаяся приказа,

Он пришел. Прощай, Бобров!

Без подушки и без пули

Тихо сделали дела.

Глядь - уже сидит в Кабуле

Особист Наджибулла.

Правда, в университете

Он учился на врача,

И людей на белом свете,

Часто резал сгоряча.

Возглавляя орган ХАДа

(Это ихний Комитет),

Кого надо и не надо

Всех отправил на тот свет.

В остальном нормальный малый.

Мы с ним многое смогли б,

Да в Кремле "Пятно" восстало:

До свидания, Наджиб!

Отоварили "чекушки"

И "афгашки", кто имел,

В Хайратоне или в Кушке

Очутившись не у дел.

В общем, вышли из Афгана,

Раз приказ дурацкий дан,