Век толп

Снова следуя знакомому пути, можно допустить, что социализм приходит извне по каналам какой-то партии и вождя, существовавших вовне, как своего рода египетский Моисей. Конечно, речь идет о Ленине и его первых соратниках. Они обнаруживают эту теорию и навязывают ее в результате ряда чрезвычайных событий, из которых главное — революция. С другой стороны, революция завершена и Ленин мертв, и здесь наблюдается отказ русского народа от теории и от людей, которые ее представляют. Можно даже говорить об ослаблении самой партии. Однако внешний отказ на деле маскировал бы, согласно нашей гипотезе, ее погружение в глубины, длительный процесс сближения с психологией толп. В течение этого инкубационного периода она встречается с другими традициями, переплетается с ними до тех пор, пока в свою очередь не станет одной из них. На этот раз она требует быть признанной изнутри, распространенной вождем, пришедшим изнутри, вышедшим из самой массы, как еврейский Моисей. Перед ним стоит задача переиначить в соответствии с доктриной, партию и народ. Внушить им то, что после этого пребывания в бессознательном не является больше наукой, с становится мировоззрением. Другими словами, он должен утвердить примат веры вместо и на месте прежнего примата разума, даже духовности. Подводя людей к отказу от этого, он подчеркивает их роль и побуждает их гордиться успехом. Что касается того, кто требует жертвы, Сталина, он неизбежно становится "недоступным властелином, животворящим Солнцем, отцом двухсот миллионов советских граждан…, тотемом, который племя считает своим предком и с которым все члены племени должны устанавливать личный близкий контакт.

Советский Союз превращается для своего вождя в one man show" (Шоу, которое исполняется одним человеком (англ.). — Прим. пер.). С начала и до конца он один осуществляет высшую власть. Его обожают наравне с богом, советское общество и партия (и не только они) становятся квазирелигиозным сообществом, скрепленным общей преданностью и разделяемым культом. Когда смерть пришла ему напомнить, что бессмертие — это не более чем иллюзия, никто не смог бы претендовать на то, чтобы наследовать ему. Такова общая судьба харизматических вождей. Эти догадки о религиозных иллюзиях не должны, как и предшествующие им замечания, тешить нас еще более опасными иллюзиями об их достоверности. Здесь я в точности повторю то, что писал Фрейд Эйнштейну: "Может быть, вам покажется, что наши теории — это род мифологии и что наше дело не заслуживает одобрения. Но разве любая наука, как и эта, в конце концов, не приходит к мифологии?" Психология масс пришла к этому под давлением обстоятельств, в которых она развивалась, и проблем, которые она вынуждена была решать. После всех уроков, которые она преподала нам в этом веке, я плохо понимаю, как можно не учитывать ее по большому счету. Заслуживающая внимания доля реальности ускользает от нее, это невозможно отрицать. Но она уладила другую ее долю: ту, которая предрешила и сейчас еще предрешает успех или неудачу партии, идеи. На этом основании деловой человек, как и человек науки, относится к наиболее высокому уровню благодаря своим методам и объяснениям. По общему правилу там, где жизнь и теория существуют в согласии, лучше прислушиваться к теории — она богаче. Там, где жизнь и теория существуют в разногласии, лучше прислушиваться к жизни, это надежнее. Когда речь идет о психологии масс, надо прислушиваться то к одной, то к другой, как говорится, по словам Гомера, "под давлением жестокой необходимости".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Психология толп открыла энергию коллективных феноменов в то же самое время, когда физика — явление ядерной энергии. Я мог бы продолжать рассмотрение ее гипотез, в равной мере интересных и человеку науки, и практику в их отношениях с массами. Но по многим причинам лучше будет остановиться на этом. Прежде всего, если следовать ее выводам, чувствует что слишком далеко отклоняешься от обычных научных вещей. Тут же возникают критические замечания: "Если эта психология настолько далеко отклоняется от науки, то чему воскрешать мертвецов? К чему это желание свести систему всю амальгаму образов, понятий и спекуляций". Я принимаю ваши возражения, они неоспоримы. Мой ответ может показаться вам простым, но я готов ручаться, что с единственно приемлемый. Проблемы, поднимаемые психологией толп, фундаментальны и обладают практической значимостью. Особенно если сравнивать их с теми, вторичными спекулятивными, которыми изобилует большинство наук. Широта проблем, породивших ее, заставляет размышлять над ее гипотезами, вновь сформулированными в логичном и обобщенном виде. К этому я и стремился, будучи уверенным том, что они затрагивают нас сегодня в той же мере, как вчера.