Век толп

"Человек, — утверждал Кант, — это животное, которое с момента, когда оно начинает жить среди других индивидуумов своего вида, нуждается в хозяине… Однако этот хозяин в свою очередь так же, как и оно, является животным, которое нуждается в хозяине". Этот хозяин хозяина и есть, как вы знаете, идея, которую он открыл или которая овладела им. Она служит прочной основой представления, которое он составил себе о мире и собственной роли в этом мире. Представление, от которого не отойти по той простой и ясной причине, что другого он не имеет. У него нет выбора. Он может в лучшем случае изменить его на другое представление или предать его. Он замкнут в рамках этого представления, идеологии, узник миссии, без всякой возможности оставить ее, подобно художнику, который замкнут в рамках своего искусства, своего восприятия форм и цветов, в реальности, которую он изображает такой, какой видит, и не смог бы изобразить иначе.

В этом смысле вождь стремится господствовать над людьми в такой же мере, в какой над ним властвует идея: это первое звено подлинной власти. Какой бы титанической и исключительной она ни была, он таков же. Она дает ему превосходство над другими, особенно в век, когда массы жаждут уверенности и надежд. Еще Ле Бон пишет:

"Верующие, апостолы, вожди, одним словом люди убежденные, имеют несомненно иную силу, чем негативисты, критики и равнодушные: но не будем забывать, что с нынешней силой толп. если бы она одна могла приобрести достаточно авторитета, чтобы заставить признать себя, она вскоре превратилась бы во власть настолько тираническую, что все должно было бы немедленно подчиниться ей".

Вот почему психологические особенности вождя, которые покоряют нас и делают из него некоего прирожденного Месмера, аналогичны особенностям изобретателя, человека сильного и асоциального, поглощенного тем, что Бальзак называет поиском абсолюта. Они указывают на единство цели, singleness of purpose [4], как говорят англичане, свойственное человеку, охваченному единственной страстью. То есть ясновидцу, упрямцу, однобожцу. Тард пишет об этом следующим образом:

"Личное влияние одного человека на другого, как мы. знаем, является феноменом элементарным и лишь в незначительной степени отличает внушающего от внушаемого. Благодаря своей пассивности, покорности, которые столь же неисправимы, как и неосознанны, толпа подражателей является разновидностью сомнамбулы, в то время как изобретатель, инициатор своей необычностью, своей мономанией, своей невозмутимой и одинокой верой в самого себя и в свою идею, верой, что окружающий скептицизм ни в чем не ослабевает, так как имеет социальные причины, этот субъект в соответствии с тем, что мы сказали выше, являет собой что-то вроде сумасшедшего. Безумцы, ведущие сомнамбул: какая логика следует из этого, скажут нам? Однако те и другие соревнуются в реализации логического идеала, и, кажется, они поделили задачу, стадность одних служит сохранению и нивелированию социальной веры, а отвага других служит ее возвышению и упрочению".

Вот описание, которое проливает яркий свет на то, о чем можно было думать и писать меньше века назад в труде научного характера по поводу масс и сообщества. Самое меньшее, что можно сказать об этом: авторский тон лишен нейтральности, он не дает себе труда одеть свои предубеждения в научный язык. Но пойдем далее. Текст сжато излагает все элементы этих Fuhrematurcn, по выражению Макса Вебера, который их обновляет и комбинирует по-иному в своей теории. Там есть все: и превосходство личности над толпой, и примат акта изобретения над актом подражания, и мономаническая решительность человека, предназначенного очаровывать и гипнотизировать массы почитателей и дарование идеального гипнотизера, какого можно встретить с трудом.

Но что же ищут вожди в толпе? Какое желание толкает и привлекает их к ней, заставляет их воздействовать на нее? Желание власти, личная амбиция, классовый интерес? Все это, конечно. Однако психология масс открывает нам единственную причину, которая господствует над всеми другими: желание авторитета, пробужденного в них всемогуществом верований, которые в итоге их изменяют. Если речь идет о личностях, это могут быть имена Наполеона или Сталина, Иисуса Христа или Карла Маркса, если о функциях, то это будут титулы: генерал, профессор, император или президент. Желание авторитета проявляется в желании известности, от которого никакой человек не застрахован. Отсюда у вождя навязчивая идея присваивать свое имя людям, партии, городам, наукам и т. д. Их число измеряется его влиянием. Отсюда опять же этот вальс имен, когда вождь меняется, отстраняется или умирает.