Век воли не видать

Сергей Николаевич открыл дверь, постоял на пороге, разглядывая неподвижные тела Прохора и Усти, закрыл дверь.

– А если они не вернутся?

Лицо Данияра потемнело. Он сдержал резкое слово, подошёл к Волкову вплотную, с нажимом проговорил:

– Они… вернутся!

Бывший разведчик кивнул, сжал его плечо твёрдой рукой и вышел.

* * *

Меркаба впечатляла!

Ещё не будучи включённой, отмытая от грязи, белоснежная, красивая, сложная, она вызывала внутренний трепет даже у не посвящённого в её тайны человека, и сборщик Пётр Фомич, понимающий толк в геометрии и механике, закончив сборку, ласково погладил внешний ажурный каркас меркабы, представлявший собой простой тетраэдр. Внутри тетраэдра виднелся куб, в нём – икосаэдр, внутри икосаэдра – более сложный многогранник, и так ещё шесть раз. Вместе вся эта конструкция, несмотря на размеры, казалась невесомой.

– Красавец!

Данияр, принимавший работу, молча с ним согласился.

Меркаба, или малый формотрон, а по сути – огромный и более сложный эргион, и на него производила впечатление.

Кластер многогранников занимал почти всю гостиную второго домика, в котором расположились Костя и Валентин. Поэтому окна комнаты приходилось всё время закрывать занавесками, от чего в гостиной было сумрачно даже в солнечный день. И всё же все детали меркабы были видны хорошо, словно она светилась изнутри.

Раньше к ней было пристыковано деревянное кресло оператора, роль которого сыграл Прохор, но кресло теперь надо было приделывать заново, а Данияр пока не решил, понадобится оно или нет.

– Как она включается? – осведомился Волков, осмотрев сооружение со всех сторон. – Здесь нет ни одной розетки.

– Она запускается оператором, – не очень уверенно ответил Данияр, вспомнив, что меркаба в доме мэра Вологды была опутана проводами. Поправился: – Я так думаю. Это же не мотор, которому нужна электроэнергия, это геометрический оптимизатор разных полей.

– Вы сможете её включить?

Данияр обошёл меркабу, прикасаясь к ней ладонью и получая ощущение скользкой шелковистости.

– Не знаю… но попробую. Пётр Фомич, внутренние многогранники не были повреждены?

– Два самых маленьких вообще были в идеале, ещё три рассыпались, пришлось склеивать их термоклеем. Я так и не понял, что это за материал, напоминает керамит. Внешние грани были поцарапаны, я их заполировал.

– Мы привозили какие-то приборы…

– Они у меня в машине, – сказал Валентин. – Всякие железяки и провода.

– Надо принести их сюда, разложить и попробовать разобраться, для чего они были предназначены.

– Сделаем.

Данияр ещё раз обошёл объёмный энергоинформационный модуль числоперехода, вглядываясь в сплетение вложенных друг в друга многогранников, попробовал «подсоединиться» к меркабе, но ответа не получил. Меркаба словно бы ждала чего-то, однако одиночной воли человека ей было недостаточно.

– Я так и не понял, зачем создавали такую сложную конструкцию, – виновато признался Пётр Фомич, большой, грузный, щекастый, седоватый.

– Это модуль перехода между числомирами. У него много функций. Он помогает человеку входить в состояние транса и проникать в суть формы, что даёт оператору возможность выходить за пределы трёхмерия в более высокоорганизованные пространства.

– Сложновато…

– Мы сами не слишком хорошо понимаем теорию формочислоперехода, хотя и гуляем по мирам. Но если хотите, я свяжусь с ДД… это наш главный теоретик, и он вас просветит.

– Старый я, чтобы теории изучать.

– Ну, это ты брось, – осуждающе качнул головой Волков. – Шестьдесят лет – ещё не старость. Старость – когда уже не ждёшь от жизни ничего хорошего, а она от тебя ничего плохого. Ты же ещё способен на плохое?

Пётр Фомич улыбнулся.

– На это я ещё сгожусь. Спасибо, Серёжа, ты добрый человек.

– Я добрый, пока сплю зубами к стенке. А насчёт теории – я и сам был бы не против прослушать курс лекций… про все эти числомиры и формотранс.

– Как только мы закончим спасать сорок четвёртого Прохора, я попрошу ДД объяснить вам суть истинного положения вещей, – пообещал Данияр. – Валентин, помогите Петру Фомичу с железяками.

До конца дня он занимался тем, что буквально каждый час уходил в сорок четвёртый превалитет, где решалась судьба Прохора Смирнеца, и возвращался обратно.

В начале восьмого его перехватил Волков, терпеливо дожидавшийся возвращения Саблина в компании с Валерией.

– Я займусь делами, – упорхнула из комнаты Валерия.

– Данияр Тимофеевич, – хмуро сказал Сергей Николаевич, проводив её глазами, – похоже, отсидеться нам не удалось.

Ёкнуло сердце.

– Этого нам только не хватало. Мне бы пару дней… Появились подозрительные личности?

– Именно что. Во-первых, Ёсипыч заметил четырёх парней, приплывших по озеру на лодке и разбивших лагерь с нашей стороны.

– Ну и что, просто люди не стали останавливаться на турбазе либо вообще с другой базы.

– Так-то оно так, только ведут они себя не как туристы. Обошли берег залива, посидели у палатки и тихо сгинули. Это не туристы, у Ёсипыча глаз намётанный.

– Надо проследить.