— Ты раздевайся, — сказал Николай. — Я сейчас.
Он куда-то ушел. Анна сняла пальто, осматриваясь, присела у стола, но сразу же поднялась и подошла к окну. Окно выходило во двор, не забитый ни ящиками, ни бочками, в нем лежал непримятый, как на поляне, снег. Она долго смотрела на снег, потом отвернулась от окна, увидела рядом с собой телефон и бережно погладила сверху его изогнутую, как скобка, зеленую трубку.
За дверью послышались шаги; Анна испугалась и торопливо присела в кресло. Пришел Николай. Шумно дыша, он поставил на стол две бутылки вина, стал доставать свертки.
— Это еще зачем? — нарочито удивилась Анна.
— Гулять будем, Анна.
— Ты с ума сошел!
Он весело хмыкнул:
— Вот и ты скорей сходи, чтобы вместе.
— Но куда же столько вина — ты подумай!
— Пригодится.
Она со страхом и любопытством смотрела, как он режет хлеб и колбасу, открывает бутылки и банки, но страх уже проходил. Она улыбнулась, спохватившись, погасила улыбку, но сразу же улыбнулась снова и с вызовом спросила:
— Значит, гулять будем?
— Гулять, Анна, гулять.
— А, — она махнула рукой, — давай. Говорят, один раз живем.
— Вот это правильно, это по-нашему.
Он разлил в стаканы вино, потирая руки, оглядел стол.
— Как будто все. Ну, давай поближе, Анна. Давай за встречу. Поднимай. Столько лет не видались.
— За встречу, — повторила она.
Они чокнулись и выпили. Анна закрыла глаза, потом осторожно открыла их, опустила стакан на стол. Николай снова потянулся за бутылкой. Анна попыталась его удержать, но он отвел ее руку.
— Ты меня, может, споить задумал? — спросила она.
Он засмеялся.
— Надо же мне когда-то отомстить за старое.
— За какое старое?
— За то, что ты не пошла за меня замуж. Забыла уже?
— Может, и помню, может, и нет.
— А то я могу напомнить.
Он обиженно умолк. Она подняла на него глаза и сразу же опустила их. Обоим стало неловко.
— Давай выпьем, — сказал он. — запьем все, что было. Давай гулять, и дело с концом.
— Давай гулять, — согласилась она и подняла стакан. — Я хочу выпить за тебя, за то, что ты живой, здоровый.
— Спасибо.
— И за то, чтобы у тебя и дальше все ладно было.
О чем-то задумавшись, она держала стакан в руках. Он кашлянул. Она спохватилась и торопливо выпила, глядя на него.
— Я не спросила тебя, — сказала она, — ты-то теперь кем работаешь?
— Я механик на отделении.
— Ишь ты, и правда начальник.
— Самый главный, — отшутился он.
— А я доярка, скоро уж пятнадцать лет будет, как на ферме. Ничего, привыкла, будто так и надо.
— Ты замуж-то выходила после войны или нет? — спросил он.
— Выходила, — ответила она и замолчала, задумчиво ссутулившись над столом, потом выпрямилась и стала рассказывать: — Ты его не знал, он приезжий был. Я его, можно сказать, пожалела, он инвалид, с одной ногой ходил, пожалела и взяла к себе в дом. А потом тысячу раз покаялась. Сначала все ничего было, пока не пил, а потом запил. — Она вздохнула и отставила от себя стакан. — А напьется — известное дело, скандалы, лезет драться. Ревновать меня вздумал. Да разве мне до мужиков было? День и ночь работала — сам знаешь, времечко тогда не сладкое стояло — давай и давай. Какие уж тут мужики — придешь без рук, без ног, а утром опять иди. Ну да ладно, чего уж теперь об этом…
— Рассказывай, рассказывай!
— Мальчишку невзлюбил, — вспомнила она. — Того, от Ивана, а с ним у меня не было ребят. И то ему неладно, и другое неладно. Измотал всю. Я как дура терпела, думала, может, наладится — нет, дальше хуже, дальше хуже. Сколько можно терпеть? Раз поднялся он на меня, я и не вытерпела. Чем такой мужик, уж лучше без мужика жить, правда?
Николай не ответил.
— Спокойней, — сказала она. — И вот с той поры я одна. Сватались ко мне, да я уж больше не стала судьбу пытать — хватит. Два мужика было, а по-доброму одного надо. Уж если сразу не повезет, то потом и не жди, чтоб повезло. А я и одна неплохо живу, сама себе хозяйка, ни попреков тебе, ни побоев. Никто обо мне худого слова не скажет, как я жила. Парня вырастила, он теперь уж взрослый, в прошлом году женился. Ну вот, всю жизнь я тебе рассказала.
— И правильно сделала, что рассказала.
— Ой, а я уж пьяненькая-пьяненькая стала. — Анна зажмурилась и, улыбаясь, замотала головой. — Чего доброго, упаду тут у тебя. Я ведь не часто пью, разве что по праздникам. Соберемся с бабами, поплачем, песни попоем — все вместе. Ты-то как? — спросила она. — Я болтаю, болтаю, тебе и слова не даю сказать. Семейный или, может, в холостяках ходишь?
— Семейный. Куда от этого денешься?
— А баба-то здешняя?
— Нет, я ее с Украины привез.
— Смотри-ка ты! Здешние, выходит, не по вкусу пришлись?
Он сказал, глядя ей в глаза:
— Была одна, которая пришлась по вкусу, да она мне отказала.
— Ладно тебе. Чего уж теперь об этом говорить?
— К слову пришлось, вот и сказал.
— Все сердишься на меня?
— Нет — зачем? Вот еще не хватало мне — сердиться на тебя!
— Сам видишь, как у меня все получилось, — сказала она.
— Вижу.
— Ну вот.
Они замолчали. Анна, помаргивая, зачем-то еще раз оглядела комнату, потом положила ладони себе на лоб, опустила голову.
Николай тронул ее за плечо.
— Ну, чего ты?