Век живи - век люби

- Нельзя, Саня,- торопливо и испуганно забормотал Митяй, и сам пораженный той решимостью, с которой он расправился с ягодой.- Нельзя. Она, главно, за ночь сок дала... сам отравишься и других... никак нельзя в оцинкованное... Ну, идиот я, ну, идиот. От и до. Ходи с таким идиотом...

Он сел и затих. Саня подобрал ведро и поставил его в рюкзак, потом аккуратно, со странной внимательностью следя за собой, как за посторонним, застегнул рюкзак на все застежки.

- Теперь, дядечка Володечка, ходи и оглядывайся,- неожиданно спокойно сказал Митяй.- Такое гадство в тайгу нести... мало тебе поселка?!

- Сядешь,- так же спокойно ответил дядя Володя.- Сидел и еще сядешь.

- А я об тебя руки марать не буду,- уверенно и как дело решенное заявил Митяй.- На тебя первая же лесина сама свалится, первый же камень оборвется. Вот увидишь. Они такие фокусы не любят... ой, не любят!

Стал слышен стукоток поезда.

...Сане снились в эту ночь голоса. Ничего не происходило, но на разные лады в темноту и пустоту звучали в нем разные голоса. И все они шли из него, были частью его растревоженной плоти и мысли, все они повторяли то, что в растерянности, в тревоге или в гневе мог бы сказать он. Он узнавал и то, что мог бы сказать через много-много лет. И только один голос произнес такое, такие грязные и грубые слова и таким привычно-уверенным тоном, чего в нем не было и никогда не могло быть.

Он проснулся в ужасе: что это? кто ото? откуда в нем это взялось?

1981