В долгополой меховой рубахе синх был похож на огородное пугало. Те же длинные тощие руки, несоразмерно узкие плечи, уродливо-большая голова. Да еще ноги, слишком уж напоминающие задние лапки ящерицы, со странно вывернутой назад коленкой – Дар-Теену казалось удивительным, что синх вообще может ходить прямо.
А ведь шел. Причем, не смотря на только отпустившую болезнь, почти не отставая и ни разу не попросив передышки. Тащился следом, шумно сопя и бормоча себе под нос что-то на родном, непонятном ийлурам наречии, время от времени поддергивая заминающуюся под волчий мех драную тряпку. Дар-Теен предложил было ее сжечь, чтобы не досталась злым духам неупокоенных, но Элхадж только злобно оскалил острые белые зубы и мотнул головой. Видать, дорого было ему старое тряпье, которое благородный Эйх-Мерол и собакам не стал бы стелить.
Они брели по заснеженному зимнему лесу, почти не разговаривая. Перебрасывались ничего не значащими фразами – и все. Впрочем, Дар-Теену было почти безразлично. О чем ийлур может говорить с синхом, проклятой душой в не менее проклятом теле? Да ни о чем. Элхадж тоже не спешил излагать свою историю первому встречному ийлуру и, верно, вполголоса поносил его, на сколько хватало воображения.
И потому Дар-Теен погрузился в собственные невеселые размышления.
Он вспоминал Лиэ-Нэсс. Она незримо, тенью шла следом; порой в морозном воздухе скользил прозрачный и навевающий грусть аромат поздних хризантем. Ночью, с бархатного неба, взирали на Дар-Теена ее черные глаза, а днем, когда искрилось в снегу солнце, мерещилась копна ярко-рыжих волос. Так, словно Лиэ-Нэсс спряталась за деревом и поджидает, терпеливо поджидает предавшего ее возлюбленного… И в ту ночь, когда на маленький лагерь напала волчья стая, темная ийлура кружила рядом, ее звонкий смех вплетался в пение тетивы – и Дар-Теен так и не понял, чего более хотелось Лиэ-Нэсс: победы волков или же победы ийлура.
Дар-Теен тогда решил, что Лиэ-Нэсс так и не обрела покоя, и дух ее витает над Эртинойсом, чтобы проследить – а выполнит ли предатель обещание.
«Выполню», – он только стискивал зубы и отпускал тетиву.
И в свист стрелы, разбивающей застывший воздух, вплетался короткий, грустный смешок Лиэ-Нэсс.
В ту ночь волки проиграли битву, оставшись лежать вокруг зло полыхающего костра. Шкуры их Дар-Теен употребил на то, чтобы согреть издыхающего синха. Даже смастерил рубаху мехом внутрь, надеясь, что совершенно чокнутая в своей гордости ящерица все-таки выживет… и выведет его к Храму Шейниры.
А еще Дар-Теен подумывал о том, что даже в лесу им не стоит считать себя в безопасности. Как-никак, он прирезал жреца Фэнтара а, значит, во всех крупных городах Северного Берега шла незримая и неслышная охота за его головой. У жрецов довольно тайн, чтобы передавать сообщения между городами, и неведомо простым ийлурам, как именно Фэнтар помогает своим приближенным…
Ийлур устало вздохнул. Оглянулся – где застрял упертый синх. Элхадж, в десяти шагах, торопливо обдирал ярко-оранжевые грибы с сосновой коры.
– Что ты делаешь, Элхадж? Есть хочешь?
Блеснули желтые глазищи в тени капюшона.
– Тебе бы только о еде думать, ийлур. Мне любопытно, ты вообще думаешь о чем-нибудь еще, кроме как о пище?
Кулаки Дар-Теена сжались сами собой. Язва. Самая настоящая. И даже после того, как несколько дней выхаживал эту ящерицу, кормил, поил, согревал… Где, спрашивается, самая простая благодарность? Или хотя бы капелька почтительности?
– Я же знаю, что ты жрал грибы из-под снега, – брякнул ийлур, – может, и этот съешь?
Тем временем Элхадж, овладев ядовито-оранжевым великолепием, стал торопливо совать добычу за пазуху. И, уже совершенно серьезно, ответил:
– Меня старый метхе Саон кое-чему успел научить… До того, как его зарубили твои соплеменники. Или ты забыл, что мы приближаемся к равнинам? Когда наше гнездо шло на север, немало синхов погибло от стрел кочевников. Скажи, Дар-Теен, ты уверен в том, что сможешь одолеть два десятка лучников на щерах?
– Ну, а грибы зачем? – ийлур досадливо поморщился. Да, жители Северного Берега не ездили на зубастых и быстрых щерах; купленные твари дохли каждую зиму. А вот южнее, там, где выпадало мало снега и морозец бывал мягкий, щеры чувствовали себя превосходно, чем и пользовались дети Ничейных степей.
– Узнаешь, – пробурчал синх, – идем. Я чувствую, лес заканчивается…
Дар-Теен только покачал головой и двинулся дальше. Наверное, предчувствие не подводило синха, и они в самом деле скоро выйдут на равнины. Мороз больше не щипал щеки, и снега как будто стало меньше…
– Мне еще кое-что понадобится, – сквозь пелену собственных мыслей Дар-Теен услышал шелестящий голос Элхаджа, – метхе говорил, что, если разрыть снег ближе к границе леса и равнин, можно найти белый камень, который легко крошится…
– Зачем он тебе, Элхадж?
– Тебя не касается, – прошипела зловредная ящерица, смешно при этом взмахнув тощими руками.
– Ну, раз не касается, то и не буду рыться в снегу на границе леса, – с ухмылкой ответил Дар-Теен, – сам перерывай. Хоть до Сумеречного хребта.
– Дурак.