…Вечером, как следует выкупавшись и сменив альсунею, Шезра старательно почистил вереницу бегущих синхов, обтер само зеркало. Получилось недурственно. К тому же, само зеркало казалось довольно старым, если не сказать – древним, и Шезра вновь подумал про Мен-Роя. В конце концов, ийлур всегда был неравнодушен к таким вот занятным вещицам.
– Считай, тебе повезло, – пробурчал синх, обращаясь к приятелю-ийлуру, – когда в следующий раз тут покажешься, отдам… на память о старом синхе.
Он еще раз пробежался пальцами по раме, нащупал сбоку какую-то шероховатость – оказывается, на спине одного синха было выгравировано имя владельца или создателя зеркала.
«Мерхат», – повторил про себя Шезра, – «Мерхат».
Имя показалось знакомым, но, само собой, не было именем какого-нибудь мелкого жреца нижних ступеней или посвященного.
Синх почесал шелушащуюся макушку, затем прошелся по комнате. Мерхат… Это был кто-то выдающийся, не иначе… Потому что в противном случае Шезра не терзался бы вопросом, где и когда уже слышал – и неоднократно – это истинно синховое имя.
«Ну, и что с того? Мерхат и Мерхат. Какая разница, кто это был? Его давно уже нет под небесами Эртинойса, ну так и оставь прошлое прошлому».
И Шезра, досадуя, лег спать.
Через час, сбив набок простыню и крутясь в постели юлой, синх понял, что не заснет, пока не выяснит, кем был прежний владелец зеркала.
«Все как мальчишка», – недовольно подумал Шезра, – «любопытство до добра не доведет».
И, махнув рукой на сон, на мягкую постель, синх выволок на стол главную книгу Храма, в которой чуть ли не с начала времен были записаны все, кто жил в кольце неприступных стен.
… Искомое имя нашлось довольно быстро. На пятидесятой странице фолианта в руку толщиной.
«Мерхат», – гласила запись, – «верховный жрец Храма Шейниры, рожденный в году 580 от начала времен. И была ему дана власть узрить царство Шейниры, и был дар явить это царство другим посвященным…»
– Любопытно, – пробурчал Шезра, – как это у него получилось?
«А покидая Эртинойс, сей достойный слуга нашей Матери, по слухам, изыскал способ миновать ожерелье Проклятых Душ, и по сей день свободный дух его парит над небом Эртинойса, возможно, став
Шезра усмехнулся и захлопнул книгу, отчего та возмущенно выплюнула едкое облако пыли.
– Умели же сочинять! – старый синх потрогал бонзовую раму, покачал головой.
Так вот почему имя Мерхат казалось знакомым… Наверняка в детстве щедро кормили легендами про то, как самый обычный синх стал
А кем же ему тогда стать?
Шезра посмотрел в зеркало, словно оно могло дать ответ. Из глубины на него взирал коричневокожий старик с красными глазами, с шелушащимися на щеках полосами.
«Стар ты, Шезра, очень стар. А кто займет твое место, когда и ты покинешь Эртинойс?»
На душе стало горько. И больно.
– А главное, куда ты отправишься, Шезра? Кто из отцов-покровителей приютит тебя,
Синх так и подскочил на стуле. Затем крутнулся на месте, озираясь… Но нет. Похоже, в спальне не было никого, кроме него.
«И свободного духа Мерхата?!!»
– Ты кто? – прохрипел Шезра.
На всякий случай он одной рукой приоткрыл ящик стола и нащупал стилет.
Но ответа не последовало. Только зеркальная поверхность затуманилась, подернулась рябью. Вереница бронзовых синхов дрогнула и ожила; маленькие фигурки зашевелились и начали медленно переставлять блестящие в огоньках свечей ножки.
«Пресветлый Фэнтар», – только и успел подумать Шезра.
Колени подогнулись, он вновь опустился на стул, уже не выпуская из пальцев оружия. А в зеркале, там, где до этого было сморщенное лицо старика, оживала далекая, но знакомая картина – городской рынок в несуществующем городе синхов.
Это было так давно! Ведь, если подсчитать, полтора столетия минули с тех пор, как верховный жрец Храма предал свою богиню, тем самым перекрыв ей путь в Эртинойс. Полтораста лет падения народа синхов, полтораста лет добовольного изгнания. И не нашлось ни одного синха, который бы объединил разрозненные гнезда, который бы объяснил – что каждый смертный приходит свободным в Эртинойс, что не бог-покровитель есть первопричина существования народа, что синхи могут вполне обходиться без жертв, приносимых Темной Матери.
Опустели города, утонули в жадной зелени южных лесов. А те, чьи души считались проклятыми, отправились скитаться по Эртинойсу в надежде отыскать