Век золотых роз

Затем они миновали притаившегося Элхаджа и ушли, растворившись в душной темноте ночи. Дар-Теен снова остался один у костра – злой, «добрым словцом» поминающий Элхаджа, всю его родню, а заодно и «этих треклятых громил». В свете костра Элхаджу было видно, как заплывает кровоподтеком правый глаз ийлура.

«Надо приложить колючую лапчатку», – сказал бы метхе Саон. И в общем-то Элхадж был с ним полностью согласен; но вместо того, чтобы выйти к костру, синх улегся на землю под покровом плюща. Ведь ийлуры под предводительством Мен-Роя могли и вернуться. Так что… торопиться к Дар-Теену не следовало.

Когда синх разлепил глаза, над Дикими землями уже всходило солнце.

Элхадж осторожно высунул голову из своего зеленого убежища и, убедившись, что ийлуры не вернулись, да и вообще, никто не собирается на него нападать, выбрался сам.

По лесу плыл туман, хлопьями прокисшего молока оседая на глянцевых листьях плюща; сквозь густое плетение ветвей проглядывали клочки неба, сизого на западе и румяного на востоке. И в воздухе… Да. В сыром утреннем дыхании явственно чувствовался странный, неуместный аромат. Приторно-сладкий, с легкой горчинкой. Элхадж, который прошагал едва ли не пол-Эртинойса, сразу понял, что этот запах не принадлежит лесу. Но что бы это могло быть? Он не знал.

«Дар-Теен!» – вдруг вспомнил синх. И как можно было забыть про ийлура?

Хлопнув себя по лбу, Элхадж устремился было к месту ночевки доблестного сына Фэнтара, но застыл как вкопанный. Конечно, Дар-Теена у костра не было. Да и самого костра больше не было – только черное пятно на малахите травы. Ийлур попросту поднялся и двинулся дальше на поиски великого Храма. А он, Элхадж, проспал.

– Шейнира, дай мне сил найти этого остолопа, – по старой памяти пробормотал синх, но спохватился.

С какой стати он должен искать Дар-Теена? Храм ждет. Ну а коль скоро ийлур исчез… придется идти дальше одному. И, уж конечно, не попадаться на глаза ни наемникам, ни прочим синхам, которые могли еще оставаться в Диких землях… Тут рука Элхаджа невольно потянулась к перевязанному плечу: повязка присохла к ране, задубела от крови; но болело куда меньше, чем вчера, и синх приободрился.

– Ну и Фэнтар с тобой, – буркнул он в адрес Дар-Теена, – сам доберусь… Не очень-то ты мне и нужен был. Это тебе надо было, чтобы кто-то отвел тебя к Храму…

А затем синх глубоко задумался.

Хорошо, конечно, когда ты уже в Диких землях, отделался глубоким порезом плеча да еще и при кое-каком оружии (с некоторых пор синх не расставался с тяжелым охотничьим ножом, который вполне мог сойти и за короткий меч). Но что дальше? Куда идти? О, разумеется, у Дар-Теена может хватить сил прочесывать год за годом Дикие земли, перерыть их, просеять по камешку, но найти Храм Шейниры. Сможешь ли ты, проклятая душа в хилом теле, сделать то же?

Ибо все познания о великом Храме Элхадж почерпнул из рассказов метхе Саона. Ну а старый синх изъяснялся красочно, но туманно. Что-то вроде «и там, посреди долины золотых роз, возвышался великий Храм, равного которому не знал Эртинойс».

– Глупый старик. – Элхадж в сердцах пнул дерево. Кора была теплой и, как показалось, даже поддалась под когтями… И тут же стало невыносимо стыдно.

Хорош же ты, синх Элхадж, если поносишь давно почившего в объятиях Шейниры старика, который, между прочим, воспитал и тебя, и твоих братьев, и сестер! В конце концов, разве мог представить себе метхе Саон, что его воспитанник совершенно один доберется до Диких земель?

– Ну, хорошо, хорошо, – синх примирительно сложил руки на груди, меж сердец, – прости меня, метхе. Но что мне теперь делать? Где искать-то Храм?

Никто ему не ответил. Ни старый синх, ни Шейнира. Да оно и понятно: мертвых не волнуют дела живых, а богиня пребывает в заточении. И Элхадж решил просто идти на юг, хоть бы и пришлось пересечь все Дикие земли и дойти до легендарного озера-ямы, мертвого, полного кипящей воды. Ну а там, где лес закончится и начнется пустыня Черные пески, – там можно будет повернуть обратно и продолжить поиск.

…Он определил по солнцу направление и двинулся вперед. Лес оживал, наполнялся шорохами, птичьими голосами, шепотом листвы. Это показалось Элхаджу хорошим знаком; Дикие земли с радостью встречали того, кто принадлежал им по крови. Только одно тревожило синха – все тот же странный аромат, который не мог принадлежать этому зеленому, полному сил лесу. И чем дальше шел Элхадж, тем ощутимее становился запах, тем тревожнее становилось на обоих синховых сердцах, тем навязчивее становилась память.

«Ведь ты знаешь, что это, Элхадж, – шептали мутные, словно предрассветные сумерки, картины прошлого, – смахни прах с того, что уже когда-то было с тобой, и ты поймешь… вспомнишь… все это уже было».

Но когда? И где?

Вспомнился метхе Саон, его коричневое сморщенное лицо, красные подслеповатые глаза… Ему под конец было совсем тяжело читать, строки расплывались узорами, а боги-покровители на пергаменте, казалось, вот-вот пустятся в пляс.

«А при чем тут это?»

Элхаджу подумалось, что он близок к разгадке. Метхе Саон, книга… Да, книга!