Век Зверева

Недоуменные литовцы не выходят из кабины, рыскают глазами, ждут конвоиров. Карем поднимается на подножку, козыряет, показывает корочки и, когда опускается стекло, стреляет два раза, потом еще, открывает дверь, вываливает неудачливого дальнобойщика из кабины, а потом второго, того, что пил только что кофе из термоса — вот и стаканчик упал, и по панели стекает жижица, а бутерброд и баночка с сардинками на коленях. Теперь он в кабине один. А вот и «вольво» вернулась, приближается, вот сейчас распахнутся дверки, и, рассыпаясь, ложась на асфальт, конвоиры попробуют переломить ситуацию, но «Муха» в руках Фроленка бьет точно, и нет уже никакой «вольво», только огненный шар. Секундой позже Крусанов таким же образом подавил «джип». Теперь Карем спокойно может доделать свою работу — «пластик» в кабине, взрыватель контактный. Он выворачивает руль, тяжелая машина ломает заграждение и начинает валиться в реку. Тогда он выпрыгивает, бежит, рискуя не успеть, а «Лада» уже съехала, Витя за рулем, Карем падает в салон, и бежит, как на чемпионате мира, Фроленок, и успевает перебраться на эту сторону. А потом уже серьезный взрыв под фермой моста. Поднимается к ночному небу душа автомашины «Татра», и ферму эту самую сносит.

…Дорога на Домброву грунтовая, движения — почти никакого. Но их останавливают дважды. Первый раз Крусанов легко, по-польски отшивает прапора, а уже возле белорусской границы, когда корочку полицейскую забирает молодой парень и берется за рацию, приходится умножить количество трупов еще на два. Полицейских оттаскивают на обочину, и недалеко от них происходит процесс переодевания в цивильную одежду. Паспорта со свежими белорусскими визами дождались своего часа.

Через час группа Крусанова переходит границу и на рейсовом автобусе добирается до Гродно.

Август Белевский слушает радио. Он не любит телевизора.

«Несколько часов назад, в двадцати километрах от Остроленки, на мосту через Нарев произошел бой между двумя бандформированиями, предположительно русскими. В результате сгорело две легковые автомашины, одна грузовая рухнула с моста. В фургоне оказалось несколько сот единиц стрелкового оружия и боеприпасы. Сейчас выясняется принадлежность машины, тягача. Свидетели утверждают, что с места происшествия скрылась белая, „Лада“».

Август идет вниз, включает все же телевизор, потом спускается в погреб, пробует на крепость растворную стяжку. Удовлетворенный засыпает место это тайное мусором, вкатывает и ставит на место бочонки с вином, яблоками и еще черт знает с чем. Нацеживает трехлитровую банку вина, поднимается наверх.

Он слушает все последние известия, смотрит телевизор, прощелкивая каналы, ищет продолжение «триллера». Комментаторы как воды в рот набрали. Он долго пьет вино, легкое, обманчивое. Хмель приходит постепенно, обволакивает его, уводит на поля блистательной охоты. Там доброхоты и негодяи и крохи смысла теряются в зыбкости.

Но скитания, дороги,
Жизнь в изгнании, в печали
В кровь изранили мне ноги,
Сердце желчью напитали.
А в саду моем, быть может,
Как и прежде рдеют маки…

Август вышел в сад. Утро занималось прохладное, мирное.

Рассказ Олега Сергеевича Бухтоярову в Москве

— …Вы были правы, мой юный друг. Я искал. И искал, естественно, не янтарную комнату. Хотя, возможно, если вы будете себя хорошо вести, и об этом феномене природы я вам расскажу что-нибудь. Почему это вы пьете мало? Вы не обижайте, а не то рассказывать перестану.

История моего феерического взлета к славе и награждения Звездой Героя Советского Союза, по закрытым спискам, началась в день Старого Нового года. Холодно было, и редчайший туман. То есть, когда началась артподготовка, а ничего такого я до того времени не видел, превосходство в стволах было четырехкратным, никакого тумана еще не было. А потом он пришел и укрыл германца. Огневые точки скрыты, танки теряют ориентиры, самолеты бомбить не могут. Но все же Третий Белорусский фронт двинулся. Через сутки — Второй. Пошла потеха. Я выполнял свою работу в арьергарде. Мы отлавливали отдельные группы диверсантов, обезумевших, отбившихся от частей юношей, дезертиров и мародеров. Обычная рутина.

Вначале я работал в районе Гумбинена. Двадцать второго января пал Инстербург. Следите за развитием сюжета?

— Нельзя ли в современной системе координат?

— Естественно, я всех названий не помню. То старое, германское, забуду, то новое, советское, перепутаю. Инстербург — это Черняховск, Гумбинен — Гусев.