Четыре года подряд я вновь встречаю здесь весну. Вижу таяние снега, ледоход, первые цветы черемухи. В конце апреля в Красноярске — весна и красные пионы на лотках и в корзинах, а у нас, в Туруханске, через четыре летных часа — минус 20 градусов, кристаллический снег на солнце и одетые в шубы люди.
Четвертый полевой сезон экспедиция работает в Туруханском районе, раскинувшемся на многие сотни километров по Енисею, по его притокам.
Мы изучаем культуру и быт кетов. Никогда у этого народа не было письменности. Никто еще не составил его истории. Никто еще даже не знает, откуда он появился в этих местах.
Новая жизнь здесь в корне изменила вековой быт. Радио, газеты, самолеты — сегодня это такие же привычные понятия, как парка или нарты.
Мы живем одной жизнью с кетами. Нашим домом становится их островерхая, покрытая берестой хижина — чум или брезентовая палатка. Мы вместе с ними уходим в тайгу на охоту и к озерам за рыбой.
Кеты, веками живущие в тайге, сначала не могут понять, зачем кому-то надо знать об их нартах и одежде из оленьих шкур — парке, о шаманах из забываемого прошлого, о легендах и преданиях их старины. Необычное для нас им кажется привычным, а многое отжившим.
Но здесь люди привыкли к работе, и, хотя наши вопросы вызывают улыбку, им приятно, что разговор идет о них, об их народе, и они уважают этот непонятный, но, вероятно, очень нужный «верховским» труд. «Верховские» — это люди, приехавшие с верховьев Енисея.
На станке — так называют здесь селения, разбросанные по енисейским берегам (через тридцать — сорок километров делали первые русские поселенцы и кандальные ссыльные остановку — стан, и на месте этих станов выросли большие и маленькие поселки — станки), — обычная летняя жизнь. С утра колхозники ездили проверять сети. У каждого рыбака свое привычное место. Прежде такие места были у каждой кетской семьи, их наследовали дети. Сейчас по традиции сохранились названия самых удачных мест лова.
В тридцати километрах от станка, вверх по реке Пакулихе, — такое место у Дагая.
На большой лодке Дагай привозил свой улов, ему помогал рыбачить сын Токуле.
Юного Токуле мы не видели: он все лето жил на угодье в шалаше из гнутых прутьев, покрытых берестой. Вообще сейчас в поселке мало народа. Из колхозных рыбаков двое — Павел и Дагай, остальные с семьями ушли на Енисей неводить селедку, осетров и стерлядь. Шла путина.