Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего?

Важнейший фактор, благодаря которому все вышеописанные труды приобрели свою значимость, – то, что результаты быстро распространялись среди натурфилософов, так что один мог улучшить работу другого. За очень немногими исключениями, это были не тихие открытия мистиков-отшельников, чьи рукописи бесследно исчезли в архивах науки. Теперь ученые труды шумно публиковали и активно обсуждали по всей Европе. От образованных людей ожидали, что они будут знакомы с новейшими научными дебатами, а от энциклопедий – что будут содержать актуальную научную информацию. Серия тонко выполненных гравюр с миниатюрными организмами могла стать бестселлером, что доказала «Микрография» Гука. Ведущие натурфилософы эпохи также создали множество научных организаций. В Венеции в 1603 г. организовали Академию деи Линчеи, в которую входил Галилей. Группа натурфилософов Баварии основала «Академию природных диковинок» (позже переименованную в «Леопольдину») в 1652 г., а в 1677 она получила императорскую поддержку. Лондонское королевское общество было основано в 1660 г. и получило первую королевскую хартию в 1662. Французская Академия наук была основана Людовиком XIV в 1666 г. Эти общества стали распространять между своими членами и подписчиками регулярные публикации о новых открытиях: «Философские труды Королевского общества» стали выходить с 1665 г., а «Эфемериды» Леопольдины – с 1670. Люди стали понимать, что впереди их ждет бесконечное множество открытий, и не будет такого момента, когда после нескольких прорывов наступит новая стабильность. С этого времени научные знания находятся в состоянии вечного прогресса.

Не стоит и говорить, что научные открытия оказали огромное влияние на философию того времени. Во-первых, научный метод имел эмпирическую природу. Фрэнсис Бэкон оказался не единственным, кто понял, что эмпиризм забил последний гвоздь в гроб богословской науки, в которой причины и смысл природных явлений интерпретировались в соответствии со Священным Писанием. Не менее важным было и появление рационализма – философии, гласившей, что знания можно получить только с помощью разума. Самый знаменитый ее сторонник, Рене Декарт, и по сей день ассоциируется с дедуктивной формулой «Я мыслю, следовательно, существую». Но Декарт и более поздние рационалисты, в частности Лейбниц, были не только философами, но и учеными. Таким образом, сохранялась тесная связь между теми, кто занимался научными исследованиями, и теми, кто разрабатывал процессы, с помощью которых научные знания могут быть получены и проверены. Это помогало поддерживать связь между эмпиризмом и рационализмом – людям, естественно, хотелось эмпирически проверить любые знания, полученные рациональным образом. Лишь иногда великие мыслители ненадолго отходили от рационализма и предавались фантазиям. Последняя книга Христиана Гюйгенса, «Космотеорос» (1698), отчасти посвящена обсуждению условий жизни на Юпитере и Сатурне и тому, живут ли обитатели этих планет в домах и есть ли у них вода, растения, деревья и животные. Он рассудил, что да, живут и есть. С высоты наших 300 с лишним лет новых исследований, видя такой вывод, мы можем вполне усомниться в рационализме Гюйгенса. Тем не менее, в то время хорошо образованным людям дозволялось выдвигать предположения на научные темы, а менее образованные вполне резонно верили в эти предположения.

Вот мы и добрались до главного вопроса. Дело было не в том, что новые знания сами по себе многое изменили: произошел сдвиг в полномочиях определять истинность знаний. В средневековый период этими полномочиями обладали лидеры Церкви и распространители фольклора, но с середины XVII в. их место заняли натурфилософы. Давайте посмотрим хотя бы на Галилея. В 1613 г. его попросили написать письмо великой герцогине Тосканской, в котором объяснялась бы гелиоцентрическая теория Коперника. Письмо опубликовали, и в 1616 г. Галилей предстал перед римской инквизицией. Ему сообщили, что разговоры о гелиоцентрической вселенной – это абсурд и ересь, а идея, что Земля каждый день совершает оборот вокруг своей оси, смехотворна. В тот раз он отделался лишь выговором, но в 1633 г. его снова обвинили в проповедовании гелиоцентризма, и на этот раз папа Урбан VIII приговорил его к пожизненному заключению. Тем не менее, через несколько десятилетий мнение папы о научных вопросах уже просто никого не интересовало: люди обращались за советом к авторам научных работ, а не к богословам. Вот в чем заключалась настоящая Научная революция. В 1633 г. авторитет в научных знаниях все еще принадлежал Церкви; к 1670 г., однако, он уже полностью перешел в руки научного сообщества.