Вехи жизни. Зеев Жаботинский

  27 октября 1907 года произошло серьезное событие в жизни Жаботинского. В самый разгар избирательной кампании в третью Государственную думу он женился на Анне Гальпериной. Жаботинскому не свойственно было описывать в своих произведениях личную жизнь. В «Повести о моей жизни» он рассказывает в основном об общественной деятельности. Он «не пускает» читателя в свои «частные владения». Большинство личных переживаний он унес с собой в могилу. Лишь изредка в его сочинениях можно встретить кое-какие лирические отступления. Касались они в основном женщин, которых он считал вершиной творения. Он называл себя «прогрессивным феминистом» и утверждал, что «каждая средняя женщина, без исключения, ангел». Он восторгался «нитями стали и нитями шелка», из которых соткана женская душа. Эти рыцарские чувства были результатом влияния на него трех женщин: матери, сестры, жены.

  Он рассказывает, что завоевал сердце жены джентльменским поступком еще в возрасте 15 лет, когда учился в Ришельевской гимназии в Одессе. Ей было 10 лет. При первой их встрече она пошутила по поводу его «негритянского профиля под растрепанной шевелюрой», но он первый из ее знакомых назвал ее «мадемуазель». С такой вежливостью он обращался ко всем, даже к трехлетней девочке.

  Анна полностью ему доверилась, пожертвовав семейным уютом ради его святой цели. Она была надежной спутницей в его рискованных походах. Жаботинский посвятил ей свое лучшее стихотворение «Мадригал»: «…Вся моя жизнь – цикл поэм, и все их содержание – только ты…, столько струн сменила моя арфа…, но Бог свидетель, что он в своей милости свил их из твоих локонов».

  С конца 1907 по июнь 1908 года он жил в Вене. Жена уехала во Францию, в Нанси, завершать агрономическое образование, а он целые дни проводил в библиотеках австрийской столицы, изучая проблемы национальных меньшинств и разных языков центральной Европы.

КОНСТАНТИНОПОЛЬ

  Жизнь в Вене была лишь затишьем перед бурей. Разве могли стены его маленькой комнаты удержать эту бурную энергию, этот мятежный дух! В июле 1908 года разразилась Младотурецкая революция. Со свержением деспотического режима султана Абдул-Хамида II вновь появились надежды на осуществление идей сионизма в рамках Оттоманской империи. Мысль эту Герцль проводил еще в начале века. Правда, его переговоры с султаном ни к чему не привели. Но это не обезнадёжило сионистских лидеров. До самой смерти Герцль верил, что евреи сами виновны в провале его усилий. В одной из последних речей (1904) он утверждал, что, если бы в его распоряжении были 15 миллионов фунтов, можно было бы добиться успеха, но акции банка, основанного в Лондоне, принесли лишь 80 тысяч фунтов, и возможность была упущена.

  Теперь, после тех изменений, которые произошли в Турции, вновь забрезжила надежда. В первые месяцы революции ее руководители, стремясь к достижению широкой общественной поддержки, объявили, что не будут противиться еврейской иммиграции в Эрец-Исраэль.

  В самый разгар событий Жаботинский принял предложение одной из петербургских газет выехать в Константинополь и написать серию статей непосредственно с места действия. Когда он прибыл туда, члены революционной организации «Единение и прогресс» приняли его с восторгом. Они жаждали популярности. В воздухе витали революционные лозунги: «Нет теперь разницы между турком, греком или армянином – все оттоманы». Казалось, что сионистская ориентация и опора на новую Турцию может принести известные плоды.

  Зимой 1908 года Жаботинский впервые посетил Эрец-Исраэль. Он провел в стране лишь короткое время, но видел своими глазами все, что там происходит. Он видел деятелей «халука» из "старого ишува"[2] и первые ростки рабочих партий. Все находилось в начальной стадии, почти в пеленках. К северу от Яфо (где потом возник Тель-Авив) простирались дюны. «С вершины горы Табор, – пишет он, – я видел дикую пустыню – долину Изреэль».

  Весной 1909 года Жаботинский возвращается в Россию. Там организован сбор средств для отправки сионистской делегации в Турцию. На Виктора (Авигдора) Якобсона и Жаботинского возлагается руководство пропагандистской работой в Константинополе. На самом деле они возглавили политическое бюро, созданное для контактов с новыми лидерами страны. С июня того же года Жаботинский курирует широкую сеть печатных изданий – ежедневную газету на французском языке «Жен Тюрк», французский еженедельник «Л'Орор», еженедельник на языке ладино «Эл Жудео» и еженедельник на иврите «А-мевасер», Он сотрудничает с ними и одновременно ведет активную устную пропаганду. В этот период он знакомится с евреями сефардами и буквально влюбляется в них. Ему приятна их «простота»; у них нет «согнутой спины» их братьев ашкенази, они далеки от казуистики, калечащей душу. «Если есть переселение душ, – пишет он в книге «Повесть о моей жизни», – и если перед новым рождением мне разрешат на небесах выбрать себе народ и племя по вкусу, отвечу, ладно, еврей, но сефард».