Вексель Билибина

— Груз спасать… Что — груз?! Людей бы погубили, охотнички! — продолжал он полыхать. — И я-то, поганый капитан: «Потянем, да потянем…» А ты чего, сукин сын, дрыхнул? — накинулся Юрий Александрович на Демку, преспокойно сидевшего на верхнем торце намертво засевшего плота и даже хвостом приветливо завилявшего, когда все на него обратили внимание. — А тебе что снилось?

Усталые до изнеможения, продрогшие так, что зуб на зуб не попадал, выбрались на берег — бегом к жарко пылавшему костру, разведенному якутом. Позвали Демку. Прежде звать его не нужно было. Сидеть на плоту не очень нравилось, и он, бывало, чуть заминка — бросался в лес разминаться. А тут — ни с места.

Можно было, конечно, перенести собаку на берег, но не до нее… Сами не обсохли, не обогрелись как следует, а начали распаковывать тюки, ящики и подсушивать подмокшее. Чтоб не заржавели анероиды, Раковский, влив в эмалированную кастрюлю три бутылки спирта, положил в него приборы.

Билибин после того, как спасли груз, успокоился и чувствовал себя виноватым за то, что в пылу гнева бросался на всех. Увидев, как Сергей бережно относится к анероидам, похвалил его, но тут же, саркастически прищурясь, громко, чтоб все слышали, сказал:

— А про нас-то забыл, товарищ завхоз? Нам тоже нужно для профилактики! После купания и двойная норма не повредит! Да и хозяев-якутов угощать надо! Улахан капсе надо!

Раковский расщедрился и выделил две бутылки. Позарились на третью, но Сергей:

— Стоп! Расходный кончился, тюки развязывать не буду.

— А в кастрюльке-то, — весело напомнил Юрий Александрович.

Плот сняли, подогнали к берегу. И только тут Демка соскочил с него и ударился в тайгу.

Плот загрузили. Стали звать Демку, а его нет и нет. Степан Степанович из своей двустволки раз выстрелил, другой… Нет Демки.

Дураков по-якутски немного говорил, якута попросил:

— Вернется пес — приюти. Пропадет в тайге, сукин сын…

Плоты провели вдоль берега, в обход камней, которые назвали Порогом Двух Медведей.

…Бахапча несла плоты стремительно. Порогов пока не было видно. Открылась широкая долина, отступили мрачные, крутые стены Малтана, и светлые сквозные лиственничники переливались всеми оттенками золота. Плыли по глубокой, одним руслом шедшей реке. Лишь буруны кое-где прыгали, как белые зайчики. Они не были страшны, но на всякий случай их обходили. Долина Бахапчи постепенно стала сужаться.

— А вот и лебеди плещутся, — сказал Степан Степанович. Он тоже часто посматривал назад — не покажется ли Демка?

Лебедями он назвал всплески белых гребней над гладью реки. Их было много, они, как птицы, налетели на плот и рассыпались по бревнам белыми перьями. Внизу заскрежетали камни, и плоты запрыгали, будто телеги по булыжной мостовой. Но это был не порог, а только перекат перед порогами. Назвали его Лебединым.

Напуганные первой неудачей, решили осматривать каждый порог, прежде чем проходить. Перед следующим причалили к берегу.

— Увековечим себя, догоры! — предложил Билибин.

Алехин сразу затянул, как протодиакон, «Вечную память». Все засмеялись, хотя и нервно как-то.

— У-у, кладбищенский остряк, — усмехнулся и Юрий Александрович. — Нет, друзья, помирать мы не собираемся, и нет таких крепостей, которые бы мы не взяли. Необходимо каждый порог нанести на карту и назвать. Вот я и предлагаю: порогов, как считают якуты, шесть и нас шестеро. Окрестим их нашими именами. А чтоб не было раздора между вольными людьми, начнем крестить по алфавиту — с Алехина до Чистякова. Согласны? Первый Ивановский.

Ивановский порог шумел весело и буйно, как его крестный. Внимательно осмотрев камни, Степан Степанович сказал:

— Пройдем.

И пошли. Степан Степанович командовал:

— Бей влево! Бей вправо! Влево!!

Поворотливые плоты заныряли между камней, как утки, и вынырнули, вышли на чистую воду. Плотовщики облегченно вздохнули, но не успели выдохнуть, как Степан Степанович опять:

— Бей влево!

Вокруг была чистая тихая вода, но лоцман знал, что бывает на такой воде после порога, да еще на крутом завороте. Другим течением, не фарватерным, а коварным, из-под низу, со дна, плоты понесло на скалы, а там это же течение, завихряясь, могло бы потащить и на дно. Вовремя раздалась команда. Вырвались из хитрого завихрения, прибились к другому берегу.

Юрию Александровичу очень захотелось, чтоб его порог, Юрьевский, оказался посерьезнее. Но когда осмотрели, с презрением махнул рукой на своего крестника:

— Смотреть нечего. Зря время теряем.

Но и на Юрьевском пороге — он был длинный — побить веслами и шестами довелось немало.

Третий порог Степан Степанович оглядел на ходу:

— Пройдем.

— Твой порог, тебе решать, — согласился Билибин.

И с ходу, не останавливаясь, прошли Степановский. Только вымокли до последней нитки: Бахапча то и дело окатывала ледяной водой с ног до головы. И холодно, и жарко.

Порог Степановский оказался длиннее Юрьевского. Выбрались из него только к вечеру и тотчас же пристали к берегу на ночлег.