— Да, убийцы. У болгарина, который хочет через вас приобрести дачку в Ле-Брассю, в левой ладони давно нагрета ампула с ядом, который срабатывает спустя двадцать минут и не оставляет следов. Он назвался именем Стоян, хотя на самом деле его зовут Атанас, он наркоторговец и на его совести тысячи загубленных душ. Второй, представившийся турком, в реальности - военный преступник из Косово, проживающий по чужим документам. Недвижимость в горах его мало интересует, его задача - перерезать вам горло, если яд не подействует. Кстати - вы уже опаздываете, и они начинают волноваться. Хотите послушать их разговор?— с этими словами Горин извлёк из уха крошечный микротелефон и протянул Майклу.
Из микродинамика ясно было слышно, как Стоян-Атанас своим узнаваемым голосом что-то долго говорит албанцу на малораспространённом балканском наречии, после чего на чистейшем русском разражается отборной бранью в адрес опаздывающего “пижона”.
— Спасибо, я всё понял,— уже без надрыва произнёс Майкл, повторно оглядевшись по сторонам и вновь обращая взгляд к полковнику.— Но тогда объясните - кто меня заказал? Неужели англичане? Что плохого я сделал для них? И почему… почему именно вы спасаете меня?
— Англичане здесь почти ни при чём. Когда вы сделали для них работу, они просто слили вас, решив использовать в качестве подсадной утки. Про дальнейшее, правда, мне не очень хочется рассказывать, поскольку слили они вас не кому-нибудь, а моим, так сказать, с некоторых пор достаточно близким коллегам. Или, скажем точнее, некоторым людям в России, которые на словах выполняют работу, аналогичную нашей, но при этом руководствуются немного другими принципами.
— Не понимаю… Какими такими другими принципами?
— Теми же, что и вы, Михаил Львович. Если коротко, то некоторым успешным, но недостаточно скромным людям в Москве стало известно про ваши восточные фокусы. Прознав об этом одному им ведомыми путями, они захотели кое-что отбить у англичан, которым, как теперь очевидно, вы незадолго до этого сами с лёгким сердцем сдали своих заказчиков. Англичане же, завершив под собственным контролем эту вашу более чем сомнительную сделку и почуяв новую опасность, захотели спровоцировать моих соотечественников, заинтересовавшихся восточными капиталами, чтобы те обнаружили себя и засветили агентуру. Для этого они не нашли ничего проще, как сдать им с потрохами вас - но сдать не в качестве организатора всего этого безобразия с миллиардами, заработанными на афганском героине, поскольку это могло породить много неприятных вопросов к ним самим,- а как человека, желающего с помощью российских структур прикарманить пресловутые царские сокровища. Как известно, жадность родилась прежде многих из людей. Ну а мои коллеги, которым англичане вас скормили, интересуются царскими счетами не меньше ваших восточных художеств. О дальнейшем рассказывать?
— Нет, не надо… Всё ясно и так. Кроме, пожалуй, единственного момента: вы спасаете меня для того, чтобы я отныне работал на вашу фирму? Чтобы искал для вас эти чёртовы царские червонцы?
— Совершенно нет,— ответил Горин.— Дело в том, что в своё время ваш сигнал из Парижа поступил именно ко мне, и будь моя воля, я бы оставил его лежать под сукном - не верю я ни в какие сокровища, и всё тут! Даже если они действительно существуют - не нужны они. От них, извините, только беззаконие и геморрой. К сожалению, замылить эту “царскую” тему мне не удалось, и она ушла по инстанции к моим менее скромным коллегам.
— Но тогда выходит,— и с этими словами Майкл начал столбенеть, поражённый внезапным озарением,— тогда выходит, что всю эту операцию вы затеяли ради моего спасения?! Прослушка, агенты… За что мне такая честь?
— Бросьте, вы тут ни при чём! Хотя по-человечески вас жалко - как никак, мы с вами когда-то одной стране присягали, и предательства за вами нет. Кстати, мы подняли по вам старые афганские архивы - так вот, тот старший лейтенант, который отправил вас к душманам за лучевой антенной, был негодяй и активный участник зарождавшейся трансграничной нарокоторговли. Правда, должен признаться, сегодня этот человек занимает умопомрачительные должности… Но вы не волнуйтесь, к вам претензий никаких.
— Спасибо. Но вы всё равно не ответили - отчего ради меня столько людей и усилий?
— А вот именно этого вам знать не положено. Просто есть работа, которая идёт своим чередом, и коль скоро представилась возможность вам помочь - мы помогли. Кроме того, нас немного покоробил и даже обидел тот символизм, которым кое-кто в Москве намеревался сопроводить вашу смерть.
— Какой ещё символизм?
— Вас решили убить на том же самом месте, где в тридцать седьмом году застрелили Игнатия Рейсса. Лозанна, поворот на Шамбланд - такие совпадения просто так не случаются. Можно по разному относится к той истории, но ясно, что оппоненты захотели бросить тень на меня и моих товарищей. Пробудить, так сказать, тени произвола, которые лично мне глубоко несимпатичны и противны. И им,— тут Горин взглянул на помощников,— я думаю, что тоже.