Вексель судьбы. Книга 2

Фадеич уверяет, что поскольку наши без боя сдали Кромы, то они так же без боя уйдут и из Орла. Этот вывод он делает на основании своего “стратегического расчёта”, по которому, как он уверен, нашим выгодно затянуть передовые части немцев как можно дальше по симферопольскому шоссе, чтобы потом попытаться отсечь ударом из-под Брянска или с юго-востока. Если “расчёт” Фадеича верен, то после лёгкого занятия немцами Орла нас здесь ожидает настоящее месиво. С другой стороны - непонятно, как наши смогут наступать: из-за дождей, непрерывно проливающихся вот уже почти неделю, сельские дороги раскисли и вспухли, войска ни в какой обход по ним точно не смогут пройти. В этом случае немцы, оседлавшие покрытый асфальтом симферопольский тракт, окажутся в лучшем положении и смогут продолжать наступать.

3/X-1941

Я - снова в гостинице! Снова в чистой белой сорочке, сохранённой на дне саквояжа, и даже только что был в буфете, где собственноручно согрел в работающем (!) электрочайнике немного старой заварки и съел чёрствые пирожные. Причём на этот раз - совершенно бесплатно.

События нынешнего дня развивались следующим образом.

Около семи утра Фадеич разбудил меня известием, что по симферопольскому шоссе в Орёл вошли немецкие танки и мотопехота, однако при этом никаких выстрелов и иных звуков боя слышно не было.

Оказывается, предрассветные часы Фадеич провёл на своём “наблюдательном пункте” в брошенной избе, выходящей на тракт, и всё это видел воочию. Фадеич был перевозбуждён, его глаза горели, он нервно хватался за всё подряд…

Пока я возился у рукомойника, он молча сидел за столом, прилагая немалые усилия, чтобы успокоиться. Затем он неожиданно объявил, что “наши не могли уйти просто так” и что, скорее всего, часть советских войск “спряталась в лесу”.

Я попытался высказать доводы в пользу того, что наше убежище должно быть достаточно безопасно, поскольку и советские, и немецкие войска поостерегутся вступать в деревню, где легко можно нарваться на неприятеля, а в случае обходного удара - предпочтут атаковать на открытом пространстве. Однако у Фадеича имелись свои резоны - меня он не слушал, а только всё время бормотал что-то себе под нос и несколько раз убегал в спальню.

Столь же неожиданно, не сказав мне ничего, он одел брезентовый плащ и куда-то ушёл. Я думал, что он вернётся спустя полчаса или час, однако время шло, а его всё не было. В результате в наиболее критический момент я оказался в одиночестве и неведении.

Когда часовая стрелка дошла до цифры десять, я неожиданно осознал, что продолжая здесь находиться, могу очень серьёзно пострадать - ведь если прав Фадеич и наши войска укрылись неподалёку, то первый же дозор разведчиков заберёт меня в плен как шпиона. И появляться в занятом немцами Орле спустя день-другой мне будет нельзя по аналогичной причине. Ведь если я желаю с немцами разговаривать, то они должны быть убеждены, что я спокойно дожидался их прихода, а не был заброшен к ним в тыл после того, как они обосновались в городе. К тому же, ничего не зная про мой туберкулёз, они с неизбежностью примут меня за переодетого красноармейца.

Я понял, что у меня есть очень ограниченный запас времени для того, чтобы вернуться в город и предстать перед захватчиками невинным обывателем. И сразу же резанула другая мысль - а что, если Фадеич отправился на розыски немцев как раз с целью сдать меня как пойманного им “красного диверсанта”? Возможность ведь более чем реальная, поскольку за колхозника или дачника мне никак не сойти, а Фадеич сразу же в глазах оккупантов что-то для себя заработает. Жучок-кулачок! Сомнительно, чтобы из-за одной лишь любви к искусству он кормил меня и поил самогоном!

Поэтому я быстро собрался, укутался в запасной хозяйский плащ, который без зазрения совести решил экспроприировать, и в таком виде, стараясь не шуметь, выбрался из избы и двинулся низом по направлению к шоссе.

Минут через двадцать я уже шагал по первой городской улице. Орёл был пуст, тих и совершенно безлюден - за всю дорогу я приметил вдалеке лишь двух женщин в платках, которые, завидев меня, поспешили сразу же скрыться. Боя за город не было, дома стояли целыми. На одном из перекрёстков я обнаружил три сожжённые советские танкетки. Но на их почерневшей броне не было ни одной дырки или вмятины, из чего следовало, что танкетки запалили наши войска, когда было принято решение стремительно из Орла уходить. Даже будучи человеком невоенным, я понял, что оно к лучшему, поскольку эти устаревшие броневики, памятные ещё с парадов в начале тридцатых, стали бы для фашистов гарантированной добычей.

Я добрался до своей гостиницы, вошёл вовнутрь через незапертую дверь и обнаружил, что внутри нет ни единой души. На доске у администратора висели, словно приготовленные для новых постояльцев, все подряд ключи от номеров. Я взял ключ от своего законного 23-го номера, поднялся на этаж и, отворив дверь, с облегчением рухнул на койку.

С момента моего бегства номер не убирался, даже оставленные две пустые бутылки из-под пива продолжали стоять на прежнем месте в углу.