Вектор

Вернувшись к камерам, я сразу принялся за поиск новых видео, все больше сужая круг возможных времени и даты, где мог появиться объект наблюдения. Есть фрагмент его посещения кабинета Оливера, но больше ничего, словно он исчезает с камер. И мое так называемое расследование закончилось бы, не успев начаться, не сделай я график попадания в объектив камеры с того дня, когда он стал посещать кабинет. Акцент внимания моментально сместился с факта того, что запись вообще удалялась, на знание времени этого действия, которое датируется всего лишь недельной давностью.

Запись 112

Ее голос выкрикивает мне вслед жалобные просьбы остановиться и избежать получения новых переменных на месте моего прибытия. Лишь на мгновение я задумался о послушании и смене приоритетов в пользу стабильности нашего с ней пребывания в стенах Вектора. Но если бы я мог закрыть на все глаза, двигаясь к смерти по рельсам жизненной рутины, то уже давно бы это сделал, не моргнув и глазом. Только я не тот человек, и самое забавное в том, что я вообще не знаю, что я за человек, да и человек ли в привычном понимании общества. Ведь, как я выяснил ранее, моим телом время от времени управляет кто-то другой и неизменно забывает сообщить о смене власти, давая отмашку в начале сессии и по ее окончании. Все это заставляет меня собирать мозаику из предположений и возможных физических изменений. Никакой коллективной работы, никаких компромиссов – лишь примитивная борьба за власть, цель которой проста до безобразия и является типичным принципом выживания. Когда-то это было примитивно и понятно, но эволюция касается всех, пусть и в разной степени, и стоит упустить момент, как юное и наивное дарование, что в простом мире считается ошибкой, уже приспособилось ко всем раздражителям и обгоняет тебя на много ходов вперед.

Я вернулся в комнаты изоляций, где просыпался от другой жизни и залечивал раны, полученные не мной. Ничего не изменилось, я все осмотрел и сразу проверил свою комнату, где, я думал, появился впервые. Там пусто, и это был бы отличный знак, если бы я не посмотрел соседнюю комнату, которая без скромности знаменует стенку в моей голове, более прочную, чем здешний металл. Когда мне только стало известно о соседе в моей голове, я забрал отсюда все его записи и отнес к камерам наблюдения. Я смело считал, что открытие правды и главные видимые доказательства событий, что подходят под окончание его правления и даже жизни, оставили эту аномалию в прошлом. Раз его поиски внеземной жизни закончились и у меня больше не было провалов в памяти, а моя единственная спутница помогала мне с контролем, то я смело посчитал, что все, что мне остается, – это лишь изучать хроники его короткой жизни. Оказалось, что я ошибся. И пока я сидел перед мониторами с камер наблюдения и текстами, у него каким-то образом получалось проскальзывать через неизвестные мне лазейки и продолжать жить. На его столе я вижу стопку бумаг, которой точно не было, когда я уходил отсюда в последний раз. Ненависти моей нет определения, а разочарованию – границ, потому что теперь я знаю, что все время заблуждался. Отныне я жертва, даже не заметившая, как проигрывает в игре, мотивы которой мне неизвестны, как и сам факт существования конфликта.

Возвращаясь обратно и крепко сжимая от злости новую партию записей, ничего, кроме ненависти, я испытывать не способен. Лишь пропитанное гневом стремление не сдаваться без боя позволяет не разорвать все его записки и не разломать компьютеры с мониторами, используя желанные действия как поощрение мести. Молча положив новые находки на стол, я вышел в общее помещение и пошел к кабинетам. Она смотрит на меня, сидя за столом в кабинете Эдгара Каннингема.

– Ты знала? – Я чувствую, как мои руки хотят вцепиться в ее горло.

– Успокойся, пожалуйста.

– Ты правда думаешь, что эти слова сработают на мне? Что именно этого я жду в тот самый момент, когда все, что я делал, начинает обретать далеко не тот смысл, которого я ожидал и в который верил? – Мой крик не пугает ее ни на секунду, она спокойна.

– Я думаю ты делаешь безосновательный вывод, и, дабы в дальнейшем ты принимал верные решения, я пока умалчиваю истину.

– Я не хочу применять силу.

– Ты не навредишь мне. Мы оба знаем, что твои чувства сильней, чем твой животный нрав и характер, если можно так это описать.

– И чего ты хочешь? Я только что узнал, что тот человек, который отнимает мою жизнь, мое время и тело, до сих пор существует и продолжает жить, и все последние недели я слепо верил, что, узнав всю правду о нем, я завершу этот цикл. Но, пока я раскапывал доказательства его существования, он продолжал делать что-то, что от меня скрыто. Я уже не верю во время проведенное перед мониторами, ведь либо когда я спал, он бодрствовал, либо моя память меня подводит окончательно!

– Я все знала. Но цель сокрытия от тебя имела куда больший смысл, чем тебе кажется.