Вектор атаки

Кратов вспомнил свою встречу с профессором Донни Дальбергом из Гетеборга, коллегой и приятелем старины Стеллана. Если Стеллан обликом был сходен с гномом-переростком из западноевропейских эпосов, то профессор Дальберг напоминал сильно сдавшего в габаритах тролля – такой же нескладный, всклокоченный и сутулый, виду самого свирепого и отпугивающего, каковое впечатление скоро рассеивалось после первых же минут общения. Дети его обожали, и никто иначе как «Донни» к нему не обращался. «Дези Вифстранд… – сказал профессор, со зверской гримасой грызя трубку. – Не скрою, эта девочка изрядно навредила моей давно сложившейся научной картине мира. Это не мистификация, не фокус, а комплексное изменение субъективного восприятия. Как она это делает? Жестами? Да она и пальцем не шевелит… Взглядом? Голосом? А может быть, она излучает какие-то особенные волны, что не регистрируются нашей аппаратурой? Не станем же мы всерьез предполагать, что она по своему усмотрению, силой воли меняет реальность? Просто сидит – и меняет реальность! Хотя… Ну да, фактически это волшебство. Научных объяснений нет. Мы, люди, спокон веку так поступаем. Объявляем непонятное волшебством, поклоняемся ему, сочиняем с три короба, закутываем в покрывала романтического флера… а потом вдруг приходит какой-нибудь Фарадей и объясняет все волшебство прозаическим движением заряженных частиц… После знакомства с Дези я новыми глазами гляжу на мифологическую традицию человечества. Например, читаю внуку классические литературные сказки, а мне часто кажется, что цитирую исторические документы. Не имею намерений задеть ваши религиозные чувства…» – «Я не религиозен», – сообщил Кратов. «…но и Новый Завет теперь видится мне, простите сей неуклюжий каламбур, в новом свете… Впрочем, мы с вами материалисты и потому должны отдавать себе отчет, что перед нами – первый звоночек перехода на очередной уровень научных абстракций, где вступает в силу нераспечатанный пакет новых законов природы. Это значит, нам, ученым, предстоит веселая и насыщенная открытиями жизнь. Надеюсь, мы окажемся готовы к смене парадигм. К сожалению, одного прецедента мало, чтобы накопить статистику, выявить тенденции и сформулировать хотя бы что-то внятное…»

– Новые законы природы, – повторил он в тон своим мыслям. —

Думаешь, мир меняется?
Это меняешься ты.
Думаешь, ты меняешься?
Это меняется мир.
Меняется мир?
Меняешься ты?
Думай…

Носов вежливо выждал, последует ли продолжение, а затем спросил:

– И что нам это дает?

– Следствием или первопричиной, не стану гадать, этих свойств является то, что у Дези нет регистрируемого психоэма.

– Психоэм, – проговорил Носов сквозь зубы. – Кто бы мог подумать, что такая безделица, которую и руками-то пощупать нельзя, загонит нас в тупик и вынудит принимать сомнительные во всех смыслах решения?

– Хороша безделица, – возразил Кратов. – Можно сказать, душа!

– А эта твоя Дези, выходит, бездушна, как манекен?

– Ворон, не впадай в примитивную метафизику. У Дези Вифстранд есть душа, вполне человеческая и чрезвычайно чувствительная, не в пример той же твоей. Но психоэм у нее таков, что для наших сканеров невидим.

– А для эхайнских?

– Для чистоты эксперимента я предъявил милую фрекен двум эхайнам из разных этнических групп – Красному и Лиловому…

– Тенебре и Гайрону, что ль? – сощурился Носов.

– От тебя разве утаишь… Дези от души порезвилась, а ребятки так до конца и не поняли, что с ними творилось.

– Тенебра простачок и книжник, не спорю. А вот за старого волка Гайрона я бы не поручился.

– Ну, возможно… Не думаю, однако же, что он создаст нам дополнительные сложности сверх того, что уже успел. Ему нужно сделать слишком далеко идущие выводы… и решить для себя, есть ли польза в том, чтобы в нашей игре с Черной Рукой принять сторону политических конкурентов.

– Здраво мыслишь. Кстати, тебе не приходила в голову еще одна разумная идея: перейти на работу в наш Департамент?

– Может быть, только в страшных снах. Но кошмары я не запоминаю.

– Чистоплюй и белоручка, – сказал Носов.

– Знаешь, о чем я больше всего мечтаю? – спросил Кратов.

– О чем? – с интересом спросил Носов.

– Что вот однажды проснусь, и никаких кошмаров, и я прекрасно отдохнувший, и голова ясная, и любимая женщина рядом… и вас с вашим Департаментом как корова языком слизнула.

– В довершение ко всему идеалист и романтик, – подытожил Носов. – Мы будем всегда. Куда вы, прекраснодушные тюфяки, без нас? Кто развернет над вашими восторженными головами зонтики в часы солнцепека? Кто прикроет ваши задницы непреодолимым для всех невзгод мира белым щитом?

– У любой сложной проблемы есть простое решение. Не тупое, не прямолинейное, а лежащее в другой плоскости, которая пока недоступна нашему зашоренному рутиной пониманию.

– Меч Александра Македонского, – ухмыльнувшись, подсказал Носов.

– Это и есть тупой способ развязать запутанный узел.