– Пока юноша валялся в очередной отключке в лазарете, куда его доставили после инцидента, я вынужден был информировать о случившемся капитан-командора Хэйхилгенташорха. Ему… как и вам… не понравилось, что по обладателю тартега стреляли из парализатора. Когда я продемонстрировал ему снимок тартега, недовольство капитан-командора сделалось несовместимым с нормами официального общения. («Старина капком начал орать, колотить кулаками по столу и валить тебя,
– Допрос, – машинально ввернул мичман.
– Это нельзя уже было назвать допросом, – возразил старший инспектор. – Мое видение ситуации изменилось. Стало очевидно, что это не агент этелекхов, а молодой человек, попавший в сложные жизненные обстоятельства. Мы мирно побеседовали и в процессе общения пришли к обоюдному согласию, что причин для его дальнейшего пребывания в лазарете, а наипаче под моим наблюдением, не существует.
– И вы его отпустили, – промолвил мичман.
– Да, – подтвердил Имсантуарн. – Я его отпустил. Если быть точным, я простился и оставил его на попечение медицинского персонала. Как мне доложили позднее, янрирр Тиллантарн недолго задержался в лазарете после моего ухода.
– В чем выразилось упомянутое вами «обоюдное согласие»?
– Я не помню в подробностях. Возможно, он выразил желание покинуть лазарет. И я не нашелся, что возразить.
– Разве капитан-командор не потребовал от вас держать молодого человека под строжайшим присмотром?
– Потребовал, – сказал старший инспектор. – Но в ходе беседы я счел разумным нарушить это требование. В конце концов, я не обязан подчиняться гарнизонному начальству.
«Любопытно, как тебе это сошло с рук», – подумал Нунгатау.
– Я удовлетворил ваше любопытство, мичман? – спросил старший инспектор.
– Слегка, – сказал тот. – На
«Ничего от тебя больше не добиться, олух несчастный. Изволите видеть – обоюдное согласие!»
– Тогда и я хотел бы задать вопрос, – промолвил старший инспектор. – Кто был этот юноша? Из-за чего, собственно, такая суета?
«Так я тебе и сказал!»
– Молодой аристократ с нездоровой тягой к приключениям. Его потеряли родные и близкие.
– Если вам представится такая возможность, – сказал старший инспектор, выпрямившись во весь рост и преисполнившись значительности, – прошу уведомить старейшин рода, что не имел в виду нанести оскорбление их достойному отпрыску, а всего лишь исполнял служебный долг в меру своего умения и понимания оного.
– Уж доведу, будьте покойны, – обещал Нунгатау. – Уж так доведу, что… Но не расслабляйтесь: ничего еще не закончилось. И было бы очень неплохо с вашей стороны, если этот высокородный юнец вдруг обнаружится в пределах досягаемости, уважительно и в то же время непреклонно поумерить его прыть. Не забыв при этом известить меня.
Старший инспектор вдруг усмехнулся. Затем сел, непринужденно откинулся в кресле и посмотрел на мичмана, как на докучливого шута.
– Основания? – спросил он.
– Что вы имеете в виду? – опешил Нунгатау.
– Буквально следующее, мичман. Я хотел бы знать, на каком основании я вдруг должен ограничить свободу передвижения столь высокородной особы.
– Гм… однажды вы уже пытались это сделать.
– И в любой инстанции с готовностью признаю свою ошибку. Впредь намерен подобного превышения своих полномочий всячески избегать. Либо же… – Имсантуарн перегнулся через стол и приблизил сделавшуюся вдруг лукавой физиономию к мичману. – Либо же вы назовете мне обвинения, выдвинутые против юного Тиллантарна. Учитывая его родовое древо, таковые обвинения должны быть более чем серьезными.
– Похоже, в вас наконец проснулся законник, – с сарказмом промолвил Нунгатау.
– Он всегда во мне был, – ответил старший инспектор. – Законы, уставы, кодексы – это единственное, что спасает Эхайнор от саморазрушения. Не будь законов, не следуй мы их духу и букве, ни один эхайн не дожил бы и до Великого Самопознания.
– Да вы еще и буквоед, старший инспектор.