С немыслимым усилием он пытается вспомнить тот упущенный момент его прибытия сюда, в это одинокое место. Дается подобное с трудом – не только из-за незнания контекста, но и попросту из-за непонимания главного: эти знания забыты специально – или их отнял мучитель. Но вскоре даже этот вопрос отпадает: все-таки, раз наступил необъяснимый спад внимания к истязаниям, необходимо в этот промежуток перед следующей волной понять, можно ли как-то все прекратить. Раньше преграды были вокруг – ныне он вдруг не уперся в одну из стен, а пробрался дальше, сразу же упав на пол от неожиданности. В глазах все плыло, осознать, точно ли ему довелось покинуть стены, а не повестись на игру разума, было невозможно, но что-то необъяснимое и неуловимое дало понять смену декораций. Чувствуя всем телом все еще распаленный жар, ему хочется выбить из самого себя… что же… Злость? Обиду, может быть, отчаяние от безысходности? Он не находит ориентиров, но точно знает: надзиратель черпает силы изнутри него, превращая мир вокруг в настоящий пресс. Как же прекратить это, как избавиться от демона?..
Блуждая в пространстве, надеясь заодно найти некое место, где влияние на него будет оказываться меньшее, уже предчувствуя надвигающийся повторный процесс уничтожения его разума и тела, он вдруг увидел преграду, за которой находился. Понять было трудно, но то создание являлось либо частью мучителя, либо же его соратником, может быть, смотрителем, докладывающим о местоположении сбежавшего от пыток… Пробираясь сквозь паутину болезненных мыслей, попутно отбиваясь от волн физической боли, ему все же удается связать это существо с причиной своих мучений. Оно, чьего лица он не видит, виновато… в чем-то очень плохом и непростительном даже, но виновато точно! Он цепляется за это чувство и мысль, как за вытягивающий его из бездны канат.
Не находя себе места, глаза так и ищут, будто бы вот-вот все было, но куда-то запропастилось, оставив его одного в этом ужасном мире. А ведь только что, вот секунду назад, он видел ее… Она… она… это его любимая, единственная. Это возродившаяся истина пронзила его насквозь самыми странными чувствами в жизни, дав все силы окончательно оттолкнуть от себя влияние разгневанного от утраты действующей плетки мучителя. Но только теперь, получив свободу от одного, ему придется разобраться с другим. Монстр перед ним, в темноте, одинокий, но опасный не менее предыдущего противника, которому было слишком много проигрышей. Так что более он не позволит дать слабину, не даст кому-то властвовать над ним, особенно безнаказанно.
Но победит ли он монстра так, как желает? Получив в награду то, что тот не дает ему по праву, – жизнь. Путь к ней, его любимой, таится за плечами противника – или же все обстоит несколько иначе? Ему трудно формировать мысль, страх невозможности вновь обрести те самые чувства вынуждает мешкать и сомневаться… Возможно, она сейчас также одна, нуждается в спасении от тех же злых и безжалостных рук, ранее не дающих ему никакого послабления, кроме уничтожения самой его сущности. Он вновь плачет, представляя, как она страдает не меньше его, моля о помощи, мечтая о спасении. А он здесь, даже не знает, в каком направлении следовать, не говоря уже о том, чтобы пробраться к ней минуя… ВОТ ОНО!
Все раскрывается перед глазами, ведь он смог выбраться за декорации той безумной игры, где у него толком не было шанса на милость, лишь исполнение всех безумных желаний этого маньяка. Теперь он видит всю изнанку того ненавистного мира, ибо встал в один ряд со всеми, только в отличие от них смог сохранить человечность. Ведь наконец-то открылась главная тайна: что же то было за слово – любовь. Или он уже знал его? А, не важно, решает он, видя перед собой того, кто во всем виноват. Пора освободить ее, где бы она ни была, но он сделает это – и тогда, лишь после победы, сможет обрести с ней единство, спасши от худшего. Потому что иначе он не может: такова уж любовь, не его ли дальнейшие действия служат доказательством искренности?
Наконец-то он перестал чувствовать себя жертвой, наконец-то он сможет сделать то, что эти создания делали с ним и ныне делают с его любимой, лишая его возможности быть с ней. Именно из-за этого получается подобраться со спины, совершенно незаметно для любых глаз и ушей, так, будто бы он и есть один из этих истязателей. Только он не такой, нет, нет, нет, не такой! Его цель – спасать, а не наслаждаться болью. Хотя та боль, что приходит от чувств к ней и дает наслаждение… Нет, нет, нет, эти чувства приятны лишь потому, что тесно связаны с прекрасным, и ради чистоты этого прекрасного он убьет этого монстра. Даже не просто убьет, а уничтожит, чтобы никому и никогда более это создание не принесло вреда. «Никому и никогда, – повторяет он себе вновь, начав наносить удары кулаками, – никому и никогда!»