Вектор: Послесловие

Лишь друг с другом у них получалось быть откровенными до конца и бескомпромиссно. Оба понимали, насколько важно сейчас забывать все плохое ради закрепления хорошего. Никто из них не знал, смогут ли они выжить, смогут ли остаться собой, да и смогут ли вообще выбраться отсюда и, простыми словами, уйти на пенсию, наконец откинув все и создав то, о чем они оба мечтают. Но всегда, словно назло самим себе, находят преграды.

– Поэтому я особенно рада тому, что ты здесь, а не где-то далеко. И как ни странно, но у меня подобные мысли появились еще до отправки сюда, когда только подписали все бумаги и я собралась тебе рассказать, куда лечу.

– Но ты не рассказала же. Я лишь по прибытии узнал, что ты здесь.

– Да, да, да, между прочим, занятный элемент судьбы. Я не рассказала, потому что испугалась, что с тобой может что-то произойти, поскольку опять же боялась, что ты сразу же ринешься сюда, спасать меня и оберегать. А вдруг у тебя баба какая?

– Ну ты даешь, женщина. Не беспокойся, если бы и была, то я бы точно ее бросил ради тебя.

– Как это романтично! – с некоторой долей сарказма проронила Мойра.

– Ты же знаешь, я тот еще романтик. Все ждал момента, чтобы наконец-то нам с тобой уединиться и поговорить откровенно.

– Видимо, только придется еще подождать, – многозначительно проговорила Мойра.

Они остановились у дверей в Центр управления. И, глядя в глаза друг другу, в которых скрывалось куда больше, чем можно выразить словами, они видели своеобразную дверь в будущее, где будут наконец-то счастливы на планете, оставив работу и долг позади. Все это длилось с минуту, может, чуть больше, но для них – словно небольшая жизнь, дающая не просто силы, а некую веру. Мойра проводила его взглядом за двери, и прямо перед закрывшимися створками Наваро произнес:

– Люблю тебя!

7

Оказавшись в Центре управления, Наваро не пошел сразу же к Октавии и Троице: вместо этого он где-то с минуту позволил себе прочувствовать максимально дотошно те приятные мысли о Мойре и их общем будущем, видимо, все же получившем еще один шанс на реализацию. Пусть изначально его и угнетало нахождение в таком месте при таких условиях его любимой, все же ранее он всегда разделял личное и работу, но сейчас все диаметрально изменилось естественным и неконтролируемым образом. Да, это не совсем правильно, думал он откровенно, личное стоит отодвинуть на второй план, а то и на третий. Но избавиться от чувства последнего шанса практически невозможно, будто бы, упустив и его, они окончательно потеряются и больше никогда не встретятся вновь. Разумеется, невозможно выкинуть из головы критику в свой же адрес насчет всех предыдущих конфликтов и преград между ними, что по-хорошему надо пустить в пользу и учесть ошибки прошлого окончательно, а то все нынешнее между ними заведомо теряет смысл. Но Наваро и так уже иного раз думал обо всех ссорах, недомолвках и даже обидах между ними, делая почти всегда одни и те же выводы, твердо веря в способность учиться на ошибках. Однако не успел он толком закрепить ориентировку для предотвращения заведомо проигрышных и бесперспективных решений и выводов относительно их с Мойрой, как он надеется, новых отношений, как перед его глазами во всей красе открылся Вектор. Ранее он относился к станции как к очередному объекту с очередной трагичной историей, все же, правда, неужели тут есть чему удивить, кроме масштаба этого сооружения, рассчитанного на несколько тысяч сотрудников? Но, оказавшись за спинами Троицы и Октавии, Наваро словно поддался давлению каждого монитора, изображение с которых отражало внутренние органы Вектора. Глядя на них все дольше и дольше, он почувствовал, будто это станция смотрит на него.