Сёма подошёл и рывком за пояс подхватил, положил на плечо.
— Зачем тогда ты вызвалась меня провожать?
Лера не стала протестовать против транспортировки на плече. Всё равно ещё обратно топать — силы нужны.
— Сёма, с тех пор как я попала сюда, они ни разу не были наедине. Сечёшь?
Блондин не ответил, продолжая шагать. Вес спутницы много хлопот не доставлял. Просто рюкзак, просто полный рюкзак, просто полная боевая выкладка. Просто… С каждым десятым шагом на ум приходило новое сравнение.
— А ещё неизвестно, сколько я с ним пробуду. Сколько мне лет тренироваться, чтобы его обогнать?
«Лет? Оптимистка», — подумал блондин.
— Чего молчишь? — Лера ущипнула товарища по тренировкам за зад, требуя внимания.
— Не, не, не. Не щипай. Мне кровь в ногах нужна.
— Соскучился ты… по Маше.
— Ну, дык на таком воздухе. С таким питанием… Мяса бы ещё… Со специями… Тогда всё…
— Ты понимаешь, что ты балбес! Не понимаешь?
— А? — Пот стал заливать лоб, слепить глаза. Сёма не припоминал такой усталости с момента путешествия по пустыне.
— Овощи! Фрукты! Злаки! Молоко! Легко переваривается и быстро даёт энергию!
— И что?
— Мясо долго даёт, а потом её же забирает на выведение своих же ядов. Тогда смысл какой?
— Белок.
— Белочка у тебя, хищник. Отпусти, я сама пойду.
Сёма поправил ношу на плече, буркнул:
— Слушай, ты можешь транспортироваться молча?
Лера всё же сползла с плеча и бодро зашагала впереди.
— Да чего тебе молча и молча? Вон уже тарелка твоя. Зверьё скоро под гнезда преобразует.
Сёма смахнул прядь со лба и действительно увидел среди деревьев широкую полосу разрушений после посадки тарелки и сам серебристый аппарат.
— Не, всё живое и близко не подходит к этому аппарату.
— Радиация? — Обронила Лера и первой побежала к тарелке, словно сама датчик радиационного облучения и может определить на глаз.
— Дмитрий говорил, что датчики фиксируют радиацию в пределах допустимого. Хотя, кто его знает, что она ещё может излучать… Наша физика в зачаточном состоянии.
Лера подошла к тарелке, дотронулась. Поле отсутствовало. Металл, что должен был раскалиться на солнце до состояния кипящей сковороды, был приятно холоден.
— А что ты её не замаскировал?
— Да…как то не подумал… Коготь просился на волю, самого после посадки укачало. Конторам долго по тайге добираться. А со спутников фиг что определишь среди тайги. Тут и с вертолёта то не особо заметишь, даже если над самым местом посадки пролететь.
— А у неё есть маскировочное поле?
— Может и есть. Мне только две кнопки доступны — «вкл.» и «выкл.» При первом она взлетает, при втором падает, снося всё вокруг силовым полем. Потом когда выхожу, оно куда-то девается. Не, ну теоретически я помню школьный курс физики, в красном дипломе стоит что-то вроде пятёрки, а фактически мне больше в её управлении интуиция помогла.
Сёма подошёл поближе, и тарелка распахнула дверь. Металл расплылся в стороны, и новоявленный лётчик шагнул внутрь.
— Ладно, не хочешь лететь, полечу один. Я знаю, кто хочет полетать. Встретимся на базе, рыжая.
— Я тоже хочу! Просто потом покатаешь! Обещаешь, блондин?
— Блондин обещает. Куда ж от тебя денешься? Ты могла перекрасить цвет волос, но от рыжей души-то твоей не уйдёшь. Твоя суть, — хмыкнул Сёма, и тарелка затянула проход.
Лера отбежала на пару шагов, приготовившись к зрелищу. Но зрелища не было. Без звука, дыма и огня тарелка вдруг легко подскочила на полтора метра и, крутанувшись вокруг своей оси, стрелой устремилась в небо. Последний отблеск и аппарат неведомо чей конструкции исчез среди облаков, оставив Леру один на один с безнадёжным, но необходимым возвращением «домой».
Понятие дома лет пять как затёрлось в памяти, всё превращая во временные пристанища.
Глава 6 — Пора домой —
Пальцы неспешно перебирали клавиши чёрного рояля. Музыка одиночества разлеталась по солнечной комнате, погружая просторную полупустую квартиру в вуаль печали.
Едва заметно колыхались лёгкие занавески. Сквозняк словно затих, не смея тревожить своим присутствием грустное вдохновение хозяйки. Лишь слегка касался босых ног прохладными пальцами и снова затихал, всё требуя и требуя продолжения музыки. Едва различимый шёпот: «Всё, что угодно, только не останавливайся. Молю тебя, играй! Играй!».
Мария присутствовала в комнате, и нет. Существовала и умерла. Это тело склонилось над роялем, растрёпанными вьющимися волосами заслонив клавиши. Душа же с духом взялись за руки и парили по небу, набирая скорость с каждой новой мелодией.
Напряжение музыки нарастало. На Марию нахлынули давно подавляемые эмоции. На лицо наползла улыбка, а на глаза навернулись слёзы. Пальцы, не сбивая ритма, продолжали игру. Тело охватило тёплой волной, она прошлась дрожью от кончиков пальцев ног до кончиков чёрных локонов. И музыка всё продолжала носить душу в заоблачных высях. Мария не могла остановиться. Сменилась лишь мелодия. Концерт одиночества продолжался.