Вела Сезон 1

«Пока что держись. Нам нужно переосмыслить стратегию. Выйди на связь, когда достигните Гипатии. Держи в курсе о результатах».

«Так точно».

«И осторожней со своей напарницей. Она не дура».

«Знаю».

В дверь Нико раздался стук.

— Входи.

Дверь раздвинулась.

— Можешь больше не прятаться, — сказала Асала. — Если только ты и меня не боишься. — Она оглядела их. — Ты что, спали?

— Да... в смысле, нет. В смысле — как бы.

— Прости.

— Нет, все хорошо. Я все равно уже практически проснулись.

Асала помолчала.

— Я собиралась пообедать, — сказала она. Она что-то взвесила про себя. Приняла решение. — Присоединишься?

Нико улыбнулись и сунули наладонник в карман.

— С удовольствием.

***

— Как тебя зовут?

— Мелис.

— И сколько тебе лет?

— Пять.

— Мелис, почему твоя семья на этом корабле?

— Потому что наша планета… на нашей планете холодно.

— Тебе там было холодно?

— Ага.

— Мне тоже. Почему на нашей планете холодно?

— Наше солнце тоже холодное.

— В общем, да. Наше солнце нестабильно, больше не дает то количество тепла, которое нужно, чтобы наши планеты оставались обитаемыми. Знаешь, что такое «обитаемый»?

— Ага.

— Как относишься к тому, что будешь жить на другой планете?

— М-м-м… не знаю.

— Интересно? Страшно?

— Обидно.

— Обидно. Почему тебе обидно?

— Я не хотела уезжать из дома.

— У вас был хороший дом?

— Не такой хороший, как у Анан, но у нее я не жила. А на корабле воняет и очень громко.

— Кто такая Анан?

— Моя подруга по лыжному классу. У нее такие же сапоги, как у меня, только синие.

— Понятно. Анан тоже здесь?

— Нет, она… она полетела на другом.

— На другом корабле?

— Да. Мы с ней встретимся на Хайя.

— На Хайяме.

— Ага.

— Где сейчас Анан?

— Ее корабль на Гань-Дэ. Мама говорит, что все хорошо, их корабль просто отдыхает, и… и тогда мы встретимся на… и тогда мы встретимся.

— Надеюсь, встретитесь.

Эпизод 3 Риверс Соломон Смертельный мороз

Когда в юности Асала высадилась на Гань-Дэ — ей только-только исполнилось тринадцать, еще влажно поблескивали татуировки на щеке, символизирующие взросление, — она приняла решение. Перед ней лежали две дороги. Первая — скорбь: тоска, что никогда не уйдет, потому что дом не покидает человека. Вторая дорога хорошая — жизнь. Это означало вовсе отказаться от идеи дома как социального конструкта, придуманного, чтобы приковывать людей к местам и традициям даже тогда, когда от этого уже нет толка.

Асала помнила «Досли сактал эф нактал» — «Ветер здесь, а потом нет» — эпос Руксандры Эш, древней поэтессы и философа с Хорезми. В нем рассказывалась история шестнадцатилетнего мальчика, который, как все хорезмяне, жил в народе кочевников, обходил планету в поисках прохлады, влаги. Всегда на шаг опережая солнце.

Его народом, кет, целый век правила одна коррумпированная династия. Боясь перемен, люди не торопились их прогнать. Парень пытался всех переубедить, но не мог, и в итоге он столкнулся в бою насмерть с королем Бетом. Парень победил, но родные больше не желали его видеть, и следующие несколько лет он жил в изгнании, пока по случайности не столкнулся с ними вновь; и ночью он поджег их жилье. Большинство погибло. Выживших детей он взял к себе. Выживших взрослых добил. Каждый год он с детьми возвращался на это самое место и говорил: «Ветер унес все, что от них осталось, прочь».

Асале не нравилась эта книга — приходилось продираться через размер и древний язык, — но это последнее, что ей задала по учебе одна из матерей клана. Когда домашняя мать велела собирать вещи, только эта книга лежала на виду, и ее легко было прихватить с собой.

Сейчас, во взрослом возрасте, Асала не верила в знаки. Но в тринадцать лет она не могла найти других причин, почему именно эта книга из всех добралась с ней до Гань-Дэ: должно же это что-то значить. Гипатия больше не ее дом. Теперь дом — Гань-Дэ. На время. Всё и всегда — только на время.