Веления Космоса

«…религиозная правда всех преданий и мифов, ― отмечал Н.Бердяев, ― заключается вовсе не в том, что они дают какие бы то ни было естественно-научные или исторические познания, которые могут конкурировать с современной историей, геологией, биологией и т. д., а в том, что они символически раскрывают какие-то глубочайшие процессы, совершавшиеся за гранями, отделяющими время нашего эона от другой вечной действительности»[73]. Русский философ был одним из первых, кто созвучно творцам Живой Этики отнес миф к реальности «другой действительности». «Миф же есть не вымысел, а реальность, но реальность иного порядка, чем реальность так называемой объективной эмпирической данности»[74].

Решить загадку происхождения и сути мифа можно, лишь принимая во внимание взаимодействие духа и материи, ту их двойственность, которая свойственна и самому человеку.

«Человек был и на протяжении всей истории остается двойственным существом, сопричастным двум мирам ― высшему Божьему миру, который он в себе отображает, миру свободному и миру природно-естественному, в который человек погружен, судьбы которого он разделяет и который многими путями действует на человека и связывает его по рукам и ногам настолько, что сознание его затемняется, забывается высшее происхождение его, сопричастность его высшей духовной действительности»[75].

Идея двойственности проходит красной нитью через мифологию и ранние исторические писания. История культур Центральной Америки дает ярчайший пример такого процесса. В Пантеоне тольтеков и других народов существовал бог Ометеотль ― «Владыка двойственности», который обитал на 13-м небе. Кецалькоатль ― «Пернатый змей», ― несший даже в своем имени эту двойственность, мифический культурный герой и

Кецалькоатль. VI–IX в.

Национальный Музей Антропологии. Мехико.

реальная историческая личность, тесно связанная странным и непостижимым образом со своим мифологическим прототипом, принес в Тулу, незадолго до начала испанской конкисты, учение. «Основа всего двуедина ― люди и боги, небо и земля, жизнь и смерть»[76], ― утверждал он.

В удивительной поэме о Кецалькоатле, созданной талантливым и своеобразным поэтом Хосе Лопесом Портильо, описывается появление Кецалькоатля:

«Я возникаю в этом двуедином месте»

И затем:

«Ночь непроглядная, бурун и ветер
его на берег бросили…
Нагой, забывший все, что было ранее.
Лишь в глубине сознания мерцает слабо мысль звездой далекой».

Прозрение поэта и глубокое проникновение в учение Кецалькоатля ― человека и в мифологию дали возможность автору описать в художественных образах сложнейший энергетический процесс, с которого начинается творчество и творение, вхождение искры духа в материю.

«Я возникаю в этом двуедином месте
…забывший все, что было ранее».

Эти две мысли крайне важны в последующем осмысливании сути мифа. Диалектика энергетического процесса в Мироздании обуславливает одно парадоксальное явление ― эволюция начинается с инволюции. В этом процессе смысл самой двойственности выступает ярко и необратимо. Искра духа изначально входит в материю для того, чтобы вновь подняться вместе с материей, которую эта искра одухотворяет и изменяет. В этом заключается смысл противоположения инволюция ― эволюция. Только противоположение, как таковое, порождает энергетику эволюционного коридора, без этого условия нет эволюции.

«Я ― Кецалькоатль, Змей пернатый.
Дано мне ползать и летать.
Земля и ветер.
Грязь и небо.
Я пал, но поднимусь».

«Произошло ниспадение человека, ― пишет Н. Бердяев, ― в природные недра, сковывание природными стихиями, в которых дух человеческий был заколдован и из которых он своими собственными силами никак не мог подняться, не мог расколдовать того страшного колдовства, которое повергло его в среду природной необходимости»[77].

Где-то там в пространстве энергетического процесса, несущего двойственность в своей сути, возникает та единственная точка, где эта двойственность реализуется, где сливается земное и небесное, пересекаются заповедные границы, где соединяется материя иной действительности с земной. Вот в этой точке эволюционного синтеза и возникает то пространство первотворения мира и человека, которое запечатлевает мифология. И появляется, на грани небесного и земного, в том «двуедином месте», первая страница истории земного человечества, но в своей изначальности более похожая на небесную, нежели на земную.