— Тогда может, на этот раз, ограничимся выговором?
Во взгляде мужчины мелькнуло удивление:
— Может быть… — протянул он. — Все будет зависеть от степени вашего раскаяния…
— Очень раскаиваюсь! — поспешно и искренне воскликнул Лаптев. — Вы поймите, я, вообще-то, интеллигентный человек… Но старухи эти… Слова дурные сами на язык просятся! А так я — ни-ни!
Удивление в зеленых глазах великана, сменилось пониманием, а за ним скукой.
— Это меня не интересует, — резко прервал он поток хозяйского красноречия.
— Отчего же? — заволновался тот.
— Да я как-то все больше животных защищаю, — гость широко улыбнулся.
— На визитке не написано, чего вы там защищаете, — буркнул осмелевший Лаптев.
— Написано, — опроверг его бородач. — Прочтите внимательно.
Лаптев вновь глянул на зажатую в пальцах визитку и действительно с удивлением прочел: «Общество Защиты Животных».
— Агааа… — понимающе протянул он. И с облегчением ощутил, как распрямляется, согнутая иррациональным страхом, спина. — Вон оно как…
Только теперь он обратил внимание, что в руке гость держит небольшой кожаный ошейник, перебирая его пальцами, на манер четок.
— Собаку забрать хотите?
Рыжий кивнул, отчего его волосы качнулись вверх-вниз, точно колосья спелой пшеницы, пригибаемые ветром.
— А по какому праву? — старик широко расставил обутые в домашние тапочки ноги, упер руки в бока. — Вы что думаете можно просто прийти и забрать чужую собаку? Нет уж! Сейчас, слава богу, не тридцатый год!
Лаптев так разошелся, что уже практически не слушал, что несет. Чистый поток сознания, изливающийся на рыжебородого, вещал о репрессиях и геноциде, обвинял его во всех смертных грехах, сравнивал с Гитлером, пугал наступившей демократией и связями в криминальном мире. Размахивая руками, Лаптев метался по кухне, похожий в своем распахнутом халате на байковую летучую мышь. Брызжа слюной, он яростно потрясал перед лицом невозмутимого гиганта сжатыми кулачками, на которых дикой племенной татуировкой синели узоры старческих вен. Он испытывал такой душевный подъем, что не сразу почувствовал, как нечто неуловимо быстрое, похожее на смазанное черно-белое пятно, обожгло ему лицо.
Гость встал во весь рост, нависнув над тщедушным стариком, точно огромный утес, покрытый красным мхом. В его ладони была зажата свернутая трубкой вечерняя газета, которую Лаптев читал за ужином.
— В-вы, ч-что себе п-позволяете?! — от обиды, злости и непонимания, у старика затряслась нижняя челюсть. — Да вы… Да я в-вас!
Рыжебородый бесстрастно, и даже как будто с некоторым участием, наблюдал за цветовыми изменениям, проносящимися по лицу хозяина квартиры. Невероятная гамма, от бледного бешенства, до багровой ярости, прошла по впалым щекам Лаптева.
— Скотина! — взвизгнул он, и бросился на обидчика.
Однако, непостижимым образом не задев ни мебель, ни старика, гигант увернулся от атаки. Лаптев же при этом схлопотал газетой по шее. Подпрыгнув, как ужаленный, он обернулся вокруг своей оси, и вновь оказался лицом к лицу со своим сумасшедшим гостем. И вздрогнул, услышав отрывистое:
— Фу!
Короткое слово зазвенело такими властными обертонам, что Лаптеву вдруг захотелось забиться в угол, или же упасть прямо здесь, перевернувшись на спину, подставляя Вожаку незащищенное горло. Кое-как совладав с собой, Семен Григорьевич принялся спиной отступать к прихожей. Гигант молниеносно оказался рядом, сграбастал Лаптева за ворот, и без видимых усилий вздернув в воздух, сам выволок его в туда. В два шага пройдя маленькое помещение, он остановился возле стойки с туфлями. Встряхнув Семена Григорьевича в руке, безумный гендиректор швырнул его прямо в натекшую от полки с туфлями лужу. Лаптев попытался подползти к двери, но стальные пальцы с силой впились ему в шею, неумолимо пригибая к полу.
— Кто это сделал? — все тем же спокойным тоном спросил мучитель, и с силой шлепнул старика газетой по тощему заду. — Фу! Нельзя! Нельзя!
Каждое уверенное «нельзя!» сопровождалось резким шлепком. Несмотря на халат, удары получались довольно болезненные. Покраснев от невыносимого унижения, Семен Григорьевич взвыл было… но тут же схлопотал газетой по физиономии.
— Тихо! — нахмурив рыжие брови, скомандовал гигант. А затем, легко двинув плечом, швырнул всхлипывающего старика через всю прихожую.
Впечатавшись в стену, Лаптев подавил в себе желание разреветься в голос и на четвереньках пополз в комнату. За спиной — он чувствовал это каждой клеткой своего тела, надвигался обезумевший «зеленый». И, несмотря на то, что на ногах его были обычные черные носки, перепуганному Лаптеву чудилось, будто по старому паркету глухо стучат тяжелые раздвоенные копыта.