- Скоро все это закончится, - напомнила себе Анна и вздрогнула. Саша неслышно появился сзади. Он обнимал ее, а потом повернул к себе. В гостиной было темно. Девушка заметила, как блестят его глаза:
- Я совсем забыл, - шепнул юноша, - я принес тебе подарок. Мы его сделали с Инженером и арестованным Ширяевым. Ширяев, когда жил в Лондоне, готовил взрыв, на Ганновер-сквер. Он мне рассказывал. Он делал бомбы для фениев, а потом вернулся в Россию. Ты его не видела никогда, -Саша ласково, туманно улыбался. Анне, отчего-то стало страшно.
- Господь со мной, и я не убоюсь, - твердо сказала себе девушка, - он просто спал, проснулся. Он не знает, что говорит...
- В честь него я назвал себя Техником, - Саша стал ее целовать. Он был в брюках, в нижней рубашке. Юноша сомкнул ее пальцы, вокруг чего-то твердого, продолговатого:
- Самый сильный взрывной материал, известный науке, - его дыхание щекотало Анне ухо, - достаточно поджечь запал, и от этого дома, и всех остальных, рядом, останутся руины, - Анна ощутила, как он поглаживает ее ладонь:
- Потрогай его, потрогай, - попросил Саша, - и меня тоже…, - он взял ее левую руку. Правую ладонь, где лежал запал, он продолжал держать, крепко.
- Да, да..., - юноша легко посадил ее на подоконник, и задрал шелковую, ночную рубашку. Анна, с ужасом увидела, как он чиркает спичкой. Фитиль весело загорелся.
- Пять минут, - он взял ее острыми зубами за шею, - я проверял. Посмотрим, что случится быстрее..., -она задвигалась, закричала. Саша, при свете горящего фитиля, велел:
- Не останавливайся! Скажи, что ты меня любишь, одного меня..., - Анна вцепилась ногтями в его спину: «Люблю, люблю!». Он тяжело, облегченно выдохнул и задул фитиль. Огонь почти дошел до динамита:
- Этим я взорву своего отца, - Саша уронил ей голову на плечо, - после того, как тиран погибнет от нашей руки.
- От моей руки, - подумала Анна, - Перовская отдаст мне платок. Бабушка сказала, что это должна сделать я, только я. Тогда совершится месть, тогда все изменится..., - в кровати Саша прижимал ее к себе. Девушка, незаметно, провела рукой по своему плоскому животу.
- Третий месяц, - Анна улыбнулась, - я знаю, это ребенок Волка. Я просила об этом Бога, - она задремала, слыша грохот взрыва и жалкий, отчаянный детский плач.
В подполе было холодно, но огня разжигать было нельзя. Хозяин, заросший бородой до глаз, молчаливый мужик, принес маленькую, чугунную печурку с тлеющими углями. Раб божий Николай лежал на нарах, закинув руки за голову. Он вдыхал запах мерзлой картошки, смотря на деревянный, низкий потолок. Покосившийся домик стоял в ряду невидных усадеб, за старыми заборами, на задах Финляндского вокзала. Он знал, что такое вокзал. Поезда, на силе пара, перевозили людей и грузы. Николай помнил, что он ездил на таком, когда-то.
Он знал, что оказался в столице империи. Глядя на карту, Николай безошибочно находил Москву, Ярославль, и другие города. Из Ярославля он и пришел сюда, держа путь на юг. Ему надо было добраться до Украины и пересечь границу с Австро-Венгрией. В селе Белая Криница, был монастырь старообрядцев. Игумен Арсений сказал, что его ждут.
Летом они пошли вверх по Волге, на барже. Иноки собирались на северо-восток, на реку Ветлугу, в бесконечные леса. Голова у Коли болела все меньше, а потом и вовсе прекратила. Однако ни своей, фамилии, ни даже того, сколько ему лет, он все равно не помнил. Ночами ему снились прозрачные, зеленые глаза и прохладная, ласковая, женская рука, отирающая пот с его лба. Он успокоено засыпал, как в детстве.
- Я был ребенком, - думал Коля, - я болел..., Но где? Кто были мои родители? И Александр, - он повторял про себя имя, - кто это?
В Ярославле они жили в подполе, у местного купца-старообрядца. Коля увидел какие-то растрепанные тома, валявшиеся в углу, с влажными, пожелтевшими страницами. Хозяин махнул рукой:
- На обертку идут, я их пудами покупаю. Они каждый год издаются, а старые выбрасывают.
Коля нагнулся: «Собрания узаконений и распоряжений правительства, издаваемые при Правительствующем Сенате, за 1878 год». Он помолчал, шевеля губами:
- Это приложение к «Сенатским Ведомостям». Здесь публикуются высочайшие повеления, манифесты, указы Сената..., В издании этого года, - Коля взял книгу, но не открыл ее: «Девятьсот сорок четыре статьи».
В подполе повисло молчание, кто-то из иноков забормотал молитву. Игумен Арсений, ласково, сказал:
- Ты пойди, Коленька, в молельню. Скоро обедню служить надо.
Больше с ним никто об этом не говорил, но книги остались в углу подпола. Ночами Коля читал, при свете тусклой лампады, узнавая знакомые слова. Он брал карандаш и писал на полях:
- A mensa et thoro, разъезд без развода..., animus possidendi, тот, кто намеревался владеть предметом судебного спора..., - Коля понял, что он помнит все. Он помнил статьи судебного уложения, решения Сената, речи адвокатов. Он начертил Арсению схему судебного производства в империи. Игумен вынул карандаш из его пальцев: