"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ)

— Так, значит, насильник, — Михайло поднялся, сжав кулаки. «Матвей?» — оборотился он к Федору. «Не жить ему!».

— Не Матвей, — прошелестел с порога слабый девичий голос. «Не виноват он…ни в чем…» — Марья стояла на полу горницы, босая, в одной сорочке, поддерживаемая Феодосией.

— Доченька! — бросился к ней Михайло. «Так кто же это?»

Марья без чувств упала на его руки.

— Только один человек на Москве мог сотворить такое, — вздохнув, сказал Федор. «А он людскому суду неподвластен».

— Пойду к государю, — после долгого молчания сказал Михайло, поднимаясь.

— Сядь, — тяжело проговорил Федор. «Семья у тебя, сын вон еще младенец, куда ты пойдешь? Прямиком на плаху, что ли?»

— Так, значит, дочь мою насильничать будут, а я молчать должен? Как мне после этого жить-то? — Михайло обвел горницу запавшими, усталыми глазами. «Федор Васильевич, вот ты скажи мне, ты с царем близок, — чего ж он не пришел ко мне?»

— Будет тебе царь к стольнику какому-то ходить, — вздохнул Федор. «А даже б если и пришел, и сказал бы тебе — отдай, Михайло Воронцов, дочь свою невинную мне на разврат и поругание — отдал бы, что ли? Вот он и взял, не спрашивая — ибо он царь, и нет над ними иного суда, окромя Божьего».

— Может, к царице? — неуверенно спросила Прасковья. «Любит она меня, выслушает».

— Даже если и выслушает, поплачет вместе с тобой, тем все и закончится, — угрюмо ответил ей Федор. «Тем более…» — он осекся.

— Что? — посмотрел на него Михайло.

Если, упаси Боже, Марья непраздна будет, тут уже дело государственное, — мрачно сказал Федор. «Даже если ты увезешь ее, Михайло, из Москвы — все равно пронюхают».

— Значит, надо сделать так, что не будет у нее никакого ребенка, — спокойно проговорила молчавшая доселе Феодосия. «Выкинула, и выкинула, никто дознаваться не станет, мало ли баб выкидывают».

Вокруг стола наступила тишина.

— Грех это… — неуверенно сказал Михайло.

— А рожать от насильника, да видеть, как дитя твое от тебя забирают, да в монастыре сгнить потом — лучше? — Феодосия посмотрела на Воронцова. «Ежели с умом все сделать, так потом ты ее в подмосковную увезешь. Пусть годик там пусть посидит, да и выдашь замуж куда подалече. За Матвея ее теперь отдавать не след, опасно это».

Прасковья внезапно разрыдалась, хватая ртом воздух.

Федор нахмурился. «Мне непонятно — как Марья с царем-то спозналась? Не бывала она ж в Кремле. Вот только если…» — он прервался, подумал и сказал угрожающе: «Один только человек мог их свести. Поеду я к царю, а вы тут ждите. И вот еще что — Степану ни слова».

— Почему? — спросила его сестра.

— Да потому что, — вона, мужу твоему за тридцать, борода у него в седине, вроде разумный человек, и то — к царю собирался, обвинять его, али еще что.

А Степану — осмьнадцать, и, хоша парень он и спокойный, но все одно — кровь горячая, молодая, не стерпит он сестриного позора. Дочь вы чуть не потеряли, миловал Господь, зачем вам сына терять?»

Федор поднялся и шагнул вон из горницы.

Царь Иван Васильевич сидел за трапезой. Анастасия Романовна, искоса, сбоку, внимательно взглянула на мужа. С утра, взойдя в ее опочивальню, был он весел и нежен, ровно молодожен, спрашивал о ее здоровье. Даже пошутил, что Великим Постом, али к Пасхе уж непременно родит она.

«Может, и понесу, — подумала Анастасия. «Та трава, что Федосья мне в тайности дала — помогает она, как я посмотрю. Ежели рожу, надо боярыне Вельяминовой подарить чего — перстень, али ожерелье. Ну и в матери крестные позвать».

Царь положил перевязанную руку, — вроде растянул сухожилие, с мечом упражняясь, — на голову Матвея и быстро наклонился к нему.

— Ты волосы-то свои обратно отрасти, отрок, — улыбаясь, шепнул ему царь. «Не бойся участи Авессаломовой».

Матвей приник лицом к государевой руке, и вдруг застыл — на пороге трапезной стоял его отец.

— Федор Васильевич, — радушно сказал государь, «ты проходи, садись, рядом со мной.

Освободите место боярину-то».

— Новости у нас не то, чтобы очень хорошие, — сказал Вельяминов, принимая бокал с вином.

«Ты уж прости меня, государь, что я о делах говорю, времени терять не след нам. Ищет Алексей Данилович, да не в тех местах, как представляется мне».

Иван зорко взглянул на боярина.

— Инок-то этот, — спокойно продолжил Вельяминов, — он же из Москвы убег. Куда бежать-то ему было? Явно, что на запад, другого пути нет. Вот и спосылать бы людей в Смоленск, поспрошать — не видел ли там кто его?

— Это ты, верно, говоришь, — задумчиво ответил Иван. «А все ж не только в Смоленск, но и в Тверь и Новгород надо поехать бы — оттуда в Ливонию дорога прямая».

Федор похолодел, и, улыбаясь, ответил:

— Истинно, государь, а мне бы и в голову не пришло. Сегодня же людей пошлем.

— И этого Башкина, — добавил Иван Васильевич, — вы допрашивайте со всей строгостью. Что правду он стал говорить, — то хорошо, за это спасибо вам, однако ж, мнится мне, тут не один Башкин замешан. Потянете за веревочку, клубочек-то и распутается, — царь рассмеялся.