Мальчишки кубарем скатились по лестнице. Петя стал спускаться вслед за ними.
Внизу с корзиной высушенного белья стояла Анна.
— Давайте помогу, Анна Никитична.
Легко взяв корзину, он понес ее наверх. Обернувшись, он увидел, что Анна идет за ним. Она стояла на ступеньке ниже его и теперь они были одного роста. Ее золотистые ресницы чуть подрагивали. «Петр Михайлович», — чуть слышно вздохнула она. Воронцов обнял ее и поцеловал прохладные, покорные губы.
Сырой лес пах близкой осенью, прелыми листьями и грибами. Петя развел в избушке огонь, сразу стало теплее. Он вспомнил охотничий домик Вельяминовых, о котором говорила Марфа.
— Три года, — вдруг сказал он себе. — Господи, три года и один только день.
Он почувствовал нежные пальцы, гладящие его по голове, и, посадив Анну к себе на колени, прижался к ее прохладной щеке. Они долго смотрели на огонь, не смея ничего сказать друг другу, и он, наконец, набравшись смелости, чуть провел пальцем по ее сомкнутым губам.
Закрыв глаза, она прошептала: «Милый мой, счастье-то какое…»
— Поедем со мной, Аннушка.
— Нет, милый, не судьба нам. Мать я, а мать детей своих не бросает, четверо их у меня, Петруша. Ты поезжай, а я, — голос у нее сорвался, — буду помнить о тебе, всю жизнь буду помнить.
Он вдруг привлек ее к себе, прошептал что-то на ухо. Анна, чуть порозовев, кивнула.
— Сейчас как раз. Ты уверен?
— Жаль, конечно, что не увижу дитя свое, зато ты счастлива будешь.
— Спасибо тебе, милый, — она обняла Петю и юноша увидел, как отражается в серых глазах огонек свечи.
А потом он слышал ее стон, ее шепот, и сам шептал что-то, любуясь румянцем на ее щеках.
Задыхаясь, он целовал нежную шею, просил: «Еще! Еще!». Ему все было мало — будто он хотел вместить в этим минуты три года своего одиночества.
— Пора мне, — Анна стала заплетать косы, а он все никак не мог выпустить ее из рук.
— Когда придешь?
— Завтра после вечерни, как увидишь в горнице моей свечу, приходи. Дверь я отворю, только смотри, чтобы никто не увидел тебя.
— Будь воля моя, никуда б тебя не отпустил.
Она только вздохнула и, быстро поцеловав его, выскользнула в густой вечерний туман.
Петя вытянулся на лавке, закинув руки за голову, и сам не заметил, как задремал, счастливо улыбаясь.
Над Солью Вычегодской повисла беззвездная черная ночь. Ветер скрипел ставнями, хлопал дверями — с Белого моря шла буря, неся с собой тяжелые, полные ливня тучи.
Она открыла дверь опочивальни, впустив Воронцова. Свеча потухла ровно в тот миг, когда соединились их губы, и не было у них сил оторваться друг от друга. В кромешной тьме он слышал, как бьется ее сердце. Анна потянула вверх простую льняную рубашку и он, остановив ее руки, шепнул: «Я сам. Я весь день мечтал об этом».
Она опустилась на колени. У нее были горячие, ровно огонь, пальцы и влажные губы. Петя потерял голову. До постели они так и не добрались. Она улыбнулась, как девчонка:
«Хорошо, что половицы у нас не скрипят».
Он осторожно погладил нежную кожу, на которой чуть припухли едва заметные ссадины от досок, поцеловал лопатки, — будто крылышки.
— Прости, больно тебе?
Анна отрицательно покачала головой.
— Пойдем, возьмешь меня на ложе, хоть одну ночь женой твоей побуду.
Они заснули, обнявшись. На рассвете дверь неслышно открылась и старик у порога остановил тех, кто шел сзади. «Здесь ждите».
Воронцов проснулся, чувствуя, как чья-то рука зажимает ему рот. Не размышляя, не думая, он схватил кинжал, ударил, попал в руку. На простыни хлынула теплая кровь. Истошно закричала Анна. На Петра сурово смотрели немигающие глаза Аникея Строганова.
Яков посмотрел на перевязанную руку отца. «Где?»
— Сотник, собака, в остроге под озером, а твоя… — Аникей хотел выругаться, но сдержался, — в горнице, под запором.
— Утопить его надо в тайности, — прошипел Яков.
— Я уж распорядился. — Аникей здоровой рукой затушил свечу. В горнице посветлело, на востоке вставало солнце. — А с ней что делать, сам решай, только без шума. Хоть мы тут и хозяева, все лучше, чтобы чужие нос в это дело не совали.
Яков грузно поднялся, на пороге обернулся.
— Мне б через недолгое время повенчаться уже, за детьми пригляд нужен. Вы бы, батюшка сговорились с кем вам по делам сподручнее, у кого дочери на возрасте.
— Сговорюсь, ступай, сынок.
Анна стояла у окна. Старик велел забить его снаружи досками, но в щель, если приподняться на цыпочки, можно было разглядеть серую, тяжелую гладь озера.
«Только бы спасся, — прошептала она. — Пресвятая Мать Богородица, Иисусе, уберегите его от всякого зла». Она перекрестилась и вздрогнула — засов поднимался, дверь со скрипом открывалась.
Яков Строганов нащупал в кармане то, что принес, негромко окликнул. «Анна»! На него метнулись серые, огромные глаза, опухшие от слез. Он закрыл дверь изнутри, бросил к ее ногам веревку, подвинул сундук ближе к крюку, что торчал из беленой стены.
Без единого слова Анна подобрала веревку, накинула себе петлю на шею.
Когда прекратились судороги и тело обмякло, Строганов, чуть поморщившись от запаха, прошептал: «Господи, прости новопреставленную рабу Твою Анну».