— Да, ваше величество, — Петя принял от Матвея кусок жареного кабана. «Я же много времени провожу в Италии — там они давно в ходу».
— Боюсь, дома нас с этим предметом поднимут на смех, — король вздохнул. «Наши сеньоры до сих пор считают, что мужчина должен разрывать еду руками и облизывать после этого пальцы».
— Разные мужчины бывают, ваше величество, — Матвей аккуратными движениями резал мясо, и Петя только сейчас заметил у него в ухе золотую, с алмазами серьгу.
— Это вы, верно заметили, Матье, — согласился король и бросил через стол долгий взгляд на Воронцова.
Король просмотрел привезенные Петей письма и закутался в меховое одеяло. В кабинете, несмотря на весну, горел камин.
— Так что мой брат? — медленно спросил Генрих. «Не доживет до лета?»
— Он давно кашляет кровью, ваше величество, — ответил Воронцов. «А с недавних пор он уже и не встает с постели».
— Законная у него только моя племянница, — король поджал губы, — да и та, как я слышал, тоже больна. Да если бы и была здорова — «сonsid'erez comment croissent les lis: ils ne travail ent ni ne filent», на французский престол никогда не сядет женщина. Значит, я, — Генрих Валуа вздохнул.
— Лучшего короля Франции и не найти, — поклонился Петя.
— Пусть возвращается, — сказал ему тогда Джон. «Лучше иметь дурака поближе, где можно за ним следить, чем далеко, где он такого наворотит — что потом этого никто не разгребет.
— К тому же, — разведчик погладил подбородок, — если он не вернется, там, в очереди на престол его младший брат Франсуа, — а тот еще глупее. И как могла такая умная женщина, как Екатерина Медичи, родить целый выводок идиотов, — не понимаю. Одна Маргарита там нормальная.
— Это ведь надо жениться, — вздохнул король. «Чтобы иметь наследников. А вы, Пьер, — темные глаза Генриха обратились на него, — вы, почему не женаты?»
— Я еще довольно молод, еще двадцати семи не было, — рассмеялся Воронцов. «Куда торопиться, ваше величество?»
— Да, действительно — тонкая, нежная рука Генриха Валуа вдруг — Петя даже вздрогнул, — легла ему на руку.
Пальцы короля поглаживали его запястье. «Вы очень красивый мужчина, Пьер, — сказал Генрих Валуа. «Ну, я думаю, вы это и сами знаете».
Петя почувствовал, что краснеет. «Спасибо, ваше величество, но…»
— Почему вы никогда не называете меня по имени? — король вздохнул и поднялся. Он был выше Воронцова, темноглазый, изящный. «Меня зовут Анри, это просто».
— Ваше величество, — Петя, было, хотел отступить, но почувствовал, как теплые губы короля касаются его губ.
— Генрих! — сказал потрясенно стоящий в дверях мужчина. «Генрих, что же это!»
— Матье, подожди! — король бросился за ним. «Подожди, не уходи, я все тебе объясню!»
Петя опустился в королевское кресло и облегченно стер пот со лба.
— Так ты меня любишь! — гневно сказал Матвей, стоя посреди спальни. «Стоит появиться здесь какому-то мальчишке, ты сразу теряешь голову. Очень хорошо, развлекайся с ним, сколько хочешь, а я уеду к себе в имения — Матвей быстро вспомнил, какое на дворе время года, — там скоро сеять надо!»
— Матье, — король вдруг опустился на колени, — у меня ничего с ним не было. Он просто друг, он привез письма моей матушки. Мой старший брат при смерти, надо возвращаться во Францию.
— И оставить меня? — Матвей всхлипнул, гладя любовника по голове.
— Матье, ну ты же знаешь, как я ненавижу эту страну, — король поднялся и передернул плечами. «Этот холод, этих ваших мужланов, что притворяются рыцарями, эту проклятую высохшую старуху, на которой я должен жениться! Если бы не ты, Матье, — он нежно привлек к себе мужчину, — я бы тут совсем зачах. Поедем со мной».
— Слава Богу, — подумал про себя Матвей, а вслух сказал, — капризно: «Я подумаю. Обними меня».
Они стояли на берегу Вислы.
— Красивая тут река, — вздохнул Матвей. «Марфы нет больше, — он посмотрел в синие, спокойные глаза.
— Я знаю, — проговорил Петя, и Матвей даже не стал спрашивать — откуда.
— Я бы мог тебя убить, — внезапно сказал Воронцов.
— Ты с оружием, что ли, сюда пришел? — усмехнулся Вельяминов.
— Нет, — тихо ответил Петр.
— Ну и я нет, — Матвей помолчал и сказал: «Я смотрю, ты тоже не против того, чтобы король отсюда уехал. Я уж, Петр Михайлович, не буду спрашивать — зачем тебе оно, но мой тебе совет, — как родственнику, — ты только на Москву не суйся. Тут — дело другое, тут мы равны, и друг друга не трогаем. Степан-то жив?» — спросил Вельяминов.
— Зачем тебе? — угрюмо отвернулся Петя.
— Дурак, — спокойно сказал Матвей. «Марфа преставилась, окромя вас двоих, у меня и крови-то родной не осталось. Ты, Петька, мал еще просто — такое понимать. Ты ж не женат, небось?»
— Нет, — Петя посмотрел на спокойную воду.
— Ну и я вдовец бездетный, — красивые губы изогнулись в едва заметной улыбке. «Бывай, Петр Михайлович, может, встретимся еще».
— Ты куда теперь? — спросил Воронцов, глядя на стройную, прямую, — будто юноша, — спину.
Золотистые локоны чуть дрогнули, мужчина, молча, ускорил шаг и потерялся в полуночной тьме весеннего Кракова.
Часть десятая
Стамбул, осень-зима 1574 года