Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Молоко у тебя еще на губах не обсохло — о таком судить, — пробормотала Прасковья, а про себя подумала: «Ох, и глаз же у девки — ничего не скроется!»

— Так маменька, оно ж само видно — вона Федосья Никитична непраздна сейчас, а если посчитать — получается, как они повенчались, так она и понесла, — улыбнулась Марья.

— Она еще и считает, бесстыдница — Прасковья остановилась и вздохнула. «Ты Федосью Никитичну с собой не ровняй — вдова она была, не девка».

— Может, мне и повенчаться с кем, подождать, когда он преставится, да и выйти замуж за нареченного своего? — улыбнулась Марья.

— Совсем ты, дочь, умом повредилась, как я погляжу, — Прасковья взялась кончиками пальцев за виски. «У меня голова разболелась — с тобой говорить. И что это за нареченный у тебя возьмется, с неба свалится, али королевич иноземный к нам на Рождественку на белом коне приедет, встанет на колени, да и зачнет тебя молить — мол, выходи за меня, Марья, замуж?»

— Не с неба, и не на белом коне — улыбнулась Марья. «На гнедом коне, с Воздвиженки».

— Как есть, разум тебя покинул. — Прасковья села, облокотившись на стол. «Сколько раз уж тебе, что я, что батюшка говорили — не для тебя Матвей Вельяминов!»

— Не для меня? — Марья прищурилась. «А ежели я тебе, маменька, скажу, что я ему кольцо и ленту из косы спосылала уже? Обручены мы, матушка, нравится вам это с батюшкой или нет!»

— Что! — закричала Прасковья. «Срамница ты, Марья, как еще у тебя язык повернулся — семью так позорить!»

— Что ж тут позорного, матушка — недоуменно сказала Марья. «Девство свое я храню — ровно сейчас из купели крестильной, а что обещались мы друг другу с Матвеем — то дело наше.

Ты вона сама говаривала, что батюшка с матушкой, тебя венцом не неволили — мол, кто по сердцу придется, за того и выходи. Что ж плохого в том, что мне Матвей по сердцу, а я — ему?»

— Да потому что батюшка твой Михайло Степанович ко мне путем посватался, как положено, не в обход воли родительской!

— Какая разница-то, не пойму? — Марья выразительно закатила глаза.

— Вот сейчас отец вернется, он тебе задаст — сказала Прасковья. «Так задаст, что забудешь, как звали тебя, и обрученье твое вылетит у тебя из головы-то, вместе со всей дурью остальной, что там есть. В Смоленск взамуж поедешь!»

— Не поеду! — выпрямилась Марья, ровно струна. «В омут головой нырну, в инокини пойду, но ни за кого иного, окромя Матвея, вы меня не выдадите!»

— Поедешь! — приступила к дочери Прасковья.

— Не поеду! — повторила Марья, прикусив алую губу.

— Кто куда не поедет? — недоуменно спросил стоящий на пороге горницы Михайла Воронцов, переводя взгляд с жены на дочь, что стояли друг напротив друга, ровно кошки перед дракой.

Семейный совет решили собрать на Воздвиженке, у Вельяминовых. Марью оставили дома, под присмотром Степана и строгим наказом — на двор ни ногой.

— Может, спосылать за Федосьей? — спросила Прасковья у Федора Вельяминова.

— Ты что, сестра, — удивился Федор. «Не буду я жену на сносях из подмосковной сюда тащить. Упаси Господи, рожать еще в дороге вздумает. Нет, пусть сидит, где сидела, чрево бережет».

Прасковья только вздохнула, и подумала, что без Феодосии крику тут будет — не оберешься.

Федор Вельяминов посмотрел на стоящего посреди крестовой горницы Матвея и вздохнул.

Отрок, на удивление, виноватым не глядел — гордо вздернув голову, он посматривал на сидевших напротив Воронцовых и даже улыбался.

— Ум-то у тебя есть в голове, Матвей, иль лишился ты его? — устало спросил Федор. «Так девку ославить. Ты ж понимаешь, что ей теперь взамуж ни за кого достойного не выйти».

— Так, батюшка, для того и обручались мы, чтоб повенчаться с друг другом, а не с чужими какими — ответил Матвей. «Не нужно нам с Марьей никого иного».

— Обручились они! — Федор стукнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда. «Молоды вы еще, обручаться-то без родительского благословения».

— Ну, вот и дайте нам его, — улыбаясь, сказал Матвей. «Ежели надо подождать с венчанием — так мы с Марьей подождем, время-то терпит».

— А про царя Ивана Васильевича ты подумал? — поинтересовался Федор. «Как он-то посмотрит на свадьбу твою?»

— А что это меняет, батюшка? — спросил Матвей. «Ты ж сам ближний боярин у царя, однако, ведь женат, и потомства сейчас ожидаешь».

— Мне, Матвей, шестой десяток, а тебе сколько? Забыл? — Федор подвинул к себе кувшин с квасом и жадно отпил. «С тобой говорить — ангельское терпение иметь надо, а я не ангел»

— Поэтому и объясняю я тебе, батюшка, — скромно сказал Матвей, «что с венчанием можно не торопиться. Войдем в возраст, так и повенчаемся».

— Три года, — внезапно сказал молчавший до этого Михайла Воронцов.

— Что три года? — удивился Матвей.

— Три года ждать будете?

— Долгонько как-то, — протянул Матвей.

— Он еще и торгуется — повернулся Михайла к боярину Вельяминову. «Нечего сказать, Федор Васильевич, хорош сынок-то у тебя».