— Ничего, — глухо сказала Марфа. «Раз вы, двое мужчин, — она помолчала, — не смогли его убить, так я это сделаю. За себя и за Изабеллу. Спокойной ночи, Петя», — она вышла, не закрыв за собой дверь.
Он все еще держал в руках меч, когда с порога раздался детский голос: «Петр Михайлович!»
— А ты что не спишь, поздно уже, — устало сказал Воронцов, не открывая глаз.
— Я за водой ходил, Лиза пить попросила, а Тео боится темноты, — ну, я на кухню и спускался, — вздохнул Федор, входя в комнату.
Его глаза — голубые, с золотистыми искорками, — вдруг расширились: «Это ваш меч?».
— Нет, — Петя вдруг улыбнулся, — это деда твоего покойного, Федора Васильевича, — наш, семейный.
— Мне мама про него рассказывала, — ребенок протянул руку. «Можно потрогать?»
— Осторожней только, — предупредил Петя. «Давай, я помогу тебе».
Он положил свою руку на детскую кисть и сказал: «Не тяжело?»
— Немножко, — озабоченно ответил Федор. «Шпага легче. А вы умеете? — он кивнул на меч.
— Умею, — Воронцов вдруг рассмеялся. «Твой дедушка меня учил».
— А вы можете мне про него рассказать? — мальчик вдруг покраснел, и добавил, смотря вниз:
«Вы же нам теперь вроде отца, да? Или вы не хотите, отцом быть?».
Петя вдруг шагнул к нему, и, опустившись на колени, обнял: «Хочу, Федя, очень хочу. Только я боюсь — вдруг я что-то не так сделаю».
— Я тебе тогда сразу скажу, — пообещал мальчик и, глубоко вздохнув, прижавшись к мужчине, спросил: «А можно мы тебя отцом будем называть? Тео тоже спрашивает, она стесняется просто».
— Мне будет очень, очень хорошо от этого, — твердо ответил Петя. «Спасибо вам».
Он сел в кресло и устроил мальчика у себя на коленях. «Да не маленький я», — пробурчал Федор, но тут же притих, «Так расскажешь мне про деда моего, батюшка?», — попросил ребенок.
— Конечно, — ответил Воронцов, глядя в окно, где с реки уже поднимался туман. «Слушай, сынок».
— А ты в Степана сразу влюбилась? — лукаво спросила Марфа, перекусывая нитку.
— Только и могу, что пуговицы пришивать, — усмехнулась женщина, аккуратно складывая платье дочери. «Сколь меня матушка покойная рукоделию не учила, я все равно норовила — али на конюшню сбежать, али за книгу сесть. И Тео у меня шить не любит. А ты очень красиво вышиваешь, — она посмотрела на невестку и заметила, что та вся зарделась.
— Спасибо, — пробормотала Маша.
— Да уж вижу, что сразу, — Марфа поднялась и стала раскладывать одежду по стопкам. «И вот все равно — вроде и в сундуках лежит, вроде и везут аккуратно, а мнется».
— Еще бы в него не влюбиться, — Марфа помедлила, — он же красавец какой. Они все красивые — Воронцовы, что Степан, что Петя, что сестра их покойная, храни Господь душу ее.
— А ты родителей их знала? — спросила Маша.
— Да, но мне ж три года было, как погибли они, я их плохо помню, — Марфа вздохнула и перекрестилась.
Женщины сидели в зале, приводя в порядок доставленные из Лондона вещи. Петя забрал детей — заниматься верховой ездой, и дома осталась одна Лиза — она возилась с куклами на ковре.
— Так хорошо говорит уже, — кивнула Марфа на девочку, — как Федосья моя. Та тоже рано говорить начала, а Федор — поздно, с мальчиками всегда так.
— Мальчики! — сказала Лиза. «Люблю мальчиков!»
Женщины расхохотались — в один голос. «Ну, ты, Лизавета, все же погоди немного, — посоветовала Марфа, — подрасти».
— Майкл с Ником тоже, — Маша улыбнулась, — до трех лет почти на каком-то своем языке говорили, я их и то с трудом понимала. А потом уж бойко стали болтать».
— Тяжело ты их рожала? — Марфа взглянула на невестку. «Или они маленькие были?».
— Большие, что один, что другой — вздохнула Маша. «Тяжело очень, потом еще полгода, — она жарко покраснела, — не могла ничего, ну, этого…»
— Бедная, — Марфа отложила платье и поцеловала невестку в виднеющиеся из-под чепца волосы. «А что ты ничего яркого не носишь — тебе бы пошло красное, или гранатовое. Или серебристое что-нибудь — у тебя кожа вон какая белая, — как мрамор».
— Платье венчальное у меня серебристое было, — Маша чуть улыбнулась. «Нельзя нам — суета считается, нехорошо это. Драгоценности нельзя, кружева, музыку слушать нельзя.
Книги тоже…, - она вдруг осеклась, и продолжила, — не все можно.
Марфа улыбнулась. «Ну, знаешь, коли Библию внимательно читать, — дак там тоже много интересного найдется. Скучаешь ты по Степану-то? Ты ж такая красавица, он, как приезжает, наверное, тебя днями из постели-то не выпускает».
Маша жарко покраснела и потянула к себе стопку Лизиной одежды. «Говорила я Пете — дитя маленькое еще, зачем его в шелк и бархат одевать, а он ответил — мол, мне для своих детей ничего не жалко, я для того и работаю, чтобы они ни в чем нужды не знали».
— И правильно, — ворчливо отозвалась Марфа, разбирая свои книги. «Тео вон тоже — не хочу я ее в обносках держать, девка видная, лет через пять али шесть уже и замуж пойдет, на кого ж мне деньги-то тратить, кроме как на нее с Федором?»