— Гм, — итальянец улыбнулся. «Раз ее муж так часто и подолгу в разъездах, у нее наверняка есть любовник. А если у женщины есть один любовник, то может быть и второй».
— Интересно, чем это ты ее завоюешь? — поинтересовался Сидни. «Явно не деньгами».
— Деньгами каждый дурак может, — лениво ответил Джордано. «Значительно интересней делать это с помощью головы. А у меня, как ты знаешь, с ней все в порядке».
— На-ка, глянь на это творение, — Джон перебросил Фаготу неряшливо напечатанное воззвание. «Не у вас, случайно, набирали?».
— Decem Rationes, или десять причин того, почему англикане — еретики, — прочел Фагот и скривился. «Стиль, прямо скажем, не очень. Нет, — он вгляделся в листок, — это не наше. Да и потом, Шарльвуд католиков ненавидит, ты же знаешь, его брата сожгли еще во времена Марии Кровавой».
— Ну, среди печатников тоже могут быть католики, хозяину об этом знать не обязательно, — заметил Джон. «Понимаешь, такое количество тайных типографий развелось, что за всеми не уследить. Ставят пресс в какой-нибудь деревне и давай лепить вот такое, — он брезгливо повертел в руках бумажку, — поди, найди, откуда они это привозят?».
— А что, — поинтересовался Фагот, — на рынках, что ли раздают?
— Да нет, — Джон потер подбородок и вдруг сказал: «Господи, ну и устал я. Не на рынках, дорогой мой гений, теперь они в церкви такое подкладывают. Эту в Оксфорде нашли, на скамьях было разбросано, перед службой. К тому же ходят слухи, что там, вокруг Оксфорда, начались тайные проповеди католические, какой-то очередной священник из Рима приехал».
— Если ты мне дашь пару дней, то я совершенно точно тебе скажу — было это воззвание напечатано в Лондоне, или нет, — предложил Фагот. «Тут-то я людей знаю».
— Давай, а я пока подумаю, кого в Оксфорд отправить. Человека, с которым ты шифрами будешь заниматься, я подобрал, — Джон вдруг усмехнулся, — человек умный, и у него самого язык будет — поострее твоего. Так что тебе с ним удобно будет».
— Ну ладно, — Фагот поднялся, — тогда, как закончу с этим, — он указал на листок, — сразу с ним поработаю.
— Кого же в Оксфорд послать? — сказал себе Джон задумчиво, когда дверь за Фаготом закрылась. «Как всегда — дела много, а людей — мало".
Но все же правильно, что мы решили не рисковать, и не оставлять его в Старом Свете. Как разберемся с Орсини — так пусть и возвращается, а пока пусть сидит в своем Мехико, все спокойней. Даже если он там встретится с Куэрво — ничего, не такой Джованни дурак, чтобы лезть с ним в драку. Она умерла, что им еще делить?»
— Что там у нас сегодня на обед? — он сладко потянулся. «Вероника с утра про оленину говорила вроде. Пойду, загляну домой, заодно и поговорю с ней — может, посоветует, что мне с Оксфордом делать».
— Ваш сын рассказал мне, что каждое утро ходит работать на стройку, тут неподалеку, — Бруно выпил предложенного Марфой вина и улыбнулся. «Зачем это ему, вы же, — он помедлил, — не терпите нужды».
— Теодор хочет стать архитектором, — спокойно ответила женщина, — он решил, что ему лучше будет узнать его будущее занятие с самых азов.
— И слуг у вас нет, — Джордано внезапно, внимательно посмотрел на женщину.
— У нас есть доверенная помощница, она в деревенской усадьбе сейчас — Марфа пожала плечами. «Не такое большое тут хозяйство, чтобы нанимать кого-то. Я со всем сама справляюсь, синьор Бруно, да и дети помогают».
— Да, тем более раз ваш муж так часто в разъездах… — задумчиво проговорил Бруно.
— С торговцами всегда так, — Марта тоже выпила. «У него много работы на континенте, я и привыкла уже».
— У вас очень хороший итальянский, — заметил мужчина, — и дети прекрасно на нем говорят.
— Мы жили какое-то время в Венеции и Флоренции. У моего мужа деловые интересы там. Так и получилось, что выучили язык. Как занятия? — поинтересовалась Марфа.
— У Теодора светлая голова, прекрасно соображает. Мальчики обычно лучше разбираются в математике. Тео, — Джордано чуть улыбнулся, — она, конечно, очень поэтичная натура, творческая, ей с цифрами сложнее, ей бы стихи писать».
— Она и пишет, — Марфа рассмеялась. «Почему-то, в основном, на французском. Считает, что он красивее».
— А что вы делаете, пока мужа нет дома? — поинтересовался Бруно.
Марфа вздохнула. «Веду хозяйство, занимаюсь с детьми, делаю покупки — чем еще занимаются жены?».
Бруно насторожился — ему показалось, что в мелодичном, высоком голосе женщины проскользнула ирония.
— Вам же скучно, наверное, — заметил он.
— Вот, что, синьор Бруно, — усмешливо сказала женщина, — если вы хотите уложить меня в постель, то вам это не удастся.
Он оторопел, но, справившись с собой, саркастически спросил:
— Вы такая верная жена?
— Дело не в этом, — вздохнула миссис Кроу, — а в том, что я люблю своего мужа. А вас, синьор Бруно, — нет.
— А что, обязательно любить? — он поднялся, почувствовав аромат жасмина.
— Мне — да, — серьезно ответила она. «Рада была повидаться, а теперь прошу меня простить — мне надо кормить младших».
Она ушла, а Джордано все еще стоял, прислушиваясь к легкому звуку ее шагов на лестнице.