— Вернусь к рассвету, — бросил он помощнику, торопливо спускаясь в шлюпку. — Готовьтесь к отплытию, чтобы сразу сняться с якоря.
Губернаторский дворец стоял высоко на холме, отсюда порт и город казались сверкающей россыпью огоньков. Изабелла стояла у окна, вспоминая галисийские ночи, звон монастырского колокола и свои мечты на узкой, жесткой постели послушницы.
— Сеньора, — Пепита просунула голову в дверь, — вас спрашивает давешний немецкий капитан. Он говорит, что забыл передать вам подарок.
— Зови.
Она завороженно погладила лежавшую на ладони крупную жемчужину — редкого зеленого цвета, оправленную в золото.
— Какая, должно быть, это красивая страна, если там рождаются такие чудеса!
— В Индии есть поверье, что если собрать девять магических жемчужин, — сказал Степан, — то человека ждет вечное счастье.
— А вы верите в счастье?
— Верю. — Он коснулся раскрытой ладони. — Хотите примерить?
Она молча повернулась к нему спиной, слегка склонив голову, и Степан осторожно застегнул на точеной шее замочек цепочки. Будто во сне, он осторожно погладил острые, еще детские ключицы. Изабелла быстрым движением распустила косы. Ему показалось, что у него перед глазами хлынула расплавленная медь, и больше он уже ничего не помнил.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один.
— Я думала, больше. — Изабелла потерлась о его щеку.
— Море старит. — Он целовал ее глаза, губы, шею, спускаясь к аккуратной округлой груди, потом еще ниже, пока она не запустила пальцы в его волосы, не выгнулась с приглушенным стоном.
Сквозь неплотно закрытые ставни в комнату вползал рассвет.
— Ты не вернешься, — полуутвердительно произнесла она, осторожно отодвинув его повязку и коснувшись губами шрама.
— Не вернусь.
— Иди, и пусть минуют тебя бури и шторма.
Изабелла поднесла к губам жемчужину, казалось, хранившую тепло подаривших его рук.
«Кларисса» вышла из Гибралтара. Степан оглянулся на тающий в утренней дымке Танжер.
Впереди лежал океан. Воронцов крутанул штурвал, корабль накренился и взял курс на север.
Часть вторая
Москва, лето 1557 года
Феодосия Вельяминова развернула письмо и снова вчиталась в ровные, аккуратные строки.
Марфа просунула голову в полуоткрытую дверь.
— Что батюшка пишет?
— Пишет, что растения тебе собрал.
Марфа запрыгала от радости.
— А он скоро приедет?
Феодосия усадила дочь к себе на колени.
— Нескоро, доча, зато мы в Новгород поедем, к нему поближе.
— К дедушке? — Марфа просияла. — А когда поедем? А можно мои травки с собой взять?
— И травки возьмем, там есть травница известная, я еще у нее училась, попрошу ее взять тебя поучить. Ты настой сварила?
— Сварила, пойдем покажу. А Барсика возьмем?
— Нельзя Барсика. Мы на лодьях пойдем, куда кота по воде таскать. Пусть здесь тебя ждет.
— На лодьях? — Марфа вытаращила зеленые, как весенняя трава, глаза. — Ужели по самому Волхову пойдем?
— И по Ильмень-озеру. Давай поглядим, что ты там наварила, а потом верхом прокатимся.
Барсик лежал в горнице на сундуке и сосредоточенно облизывал лапу. Завидев Марфу, он спрыгнул на пол, подбежал к ней, потерся об ноги. Девочка подняла его, дунула легонько в мягкое брюшко. «А тебя, котище, в Новгород не возьмут. Будешь тут меня ждать».