Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Да, святой отец говорил мне, что женщина ты работящая и аккуратная. Дочки-то, где твои? — Стонтон вгляделся в детей, что бегали по церковному двору, играя в догонялки.

— А вон, — указала Вероника, — беленькая — Мэри, а черненькая — Полли.

Она посмотрела на высокое, в легких облаках небо, и, вдохнув влажный запах травы, вдруг улыбнулась — широко.

— Да, — кисло сказал Стонтон, — ну, пока они в полную силу работать смогут, много времени пройдет, маленькие какие. Но ты вроде женщина крепкая, — он оглядел ее с головы до ног.

«Рожать можешь еще?»

Вероника покраснела и пробормотала: «Да если Божья воля на то будет, ваша милость…»

— Ну, смотри, в общем — с меня как положено — фермер стал загибать пальцы, — кров, стол, в год два платья, плащ и башмаки. Ну, там чулки, рубашки, — это мелочи. Девчонкам тоже твоим, понятно. С тебя — уборка, еда, вся скотина на тебе будет, ну и это дело, само собой, — он подмигнул покрасневшей Веронике. «За свадьбу я тоже заплачу».

— Мне бы подумать, ваша милость, — попросила, смущаясь, Вероника.

— А что тут думать, — удивился Стонтон, — зима скоро. Не в хлеву же тебе детей держать. Уже бы на следующей неделе и повенчались, все равно ты мне дешевле обойдешься, чем работника нанимать».

— Ну поговорите тогда со святым отцом, — не поднимая головы, ответила женщина.

— А что мне настоятель говорил, ты католичка, что ли? — вдруг спросил Стонтон.

— Крестили католичкой, а потом, — женщина махнула рукой, — как понеслось, так на исповеди уж и не упомню когда была. Да и опасно это сейчас, сами знаете.

— Ну, — задумчиво сказал фермер, — с исповедью, — это дело поправимое. Значит, в следующую субботу тогда. На, — он протянул ей серебряную монету, — купи себе юбку, обувь, что там надо, — не босиком же тебе к алтарю идти.

— Спасибо, ваша милость, — Вероника низко присела. «Не пожалеете».

— Да уж вижу, что не пожалею, — пробормотал Стонтон, глядя на ее высокую грудь, едва прикрытую бедным, заношенным платьем.

— Слава Иисусу Христу! — Вероника перекрестилась, встав на колени. Дальний угол кладовой на ферме Марсфорда был отгорожен холщовой завесой. Оттуда донеслось осторожное покашливание, и женщина сказала: «Простите меня, святой отец, ибо я согрешила».

— Давно ли ты исповедовалась, дочь моя? — донесся до нее высокий, взволнованный голос священника.

— Да уж и не упомню, святой отец, — горестно сказала Вероника. «Как в Лондон попала, так не до церкви стало».

Выслушав ее исповедь, священник вздохнул и сказал: «Ну, вот тебе епитимья, до венчания твоего читай каждый день тридцать Ave Maria и тридцать Miserere, знаешь ты их?»

— Помню еще, — отозвалась Вероника, и, услышав из-за холста разрешительную молитву, осенив себя крестным знамением, прошептала: «Господи, помилуй меня, грешную».

Выходя из кладовой, она лукаво улыбалась.

— Он нас и повенчает, — сказал Веронике Стонтон, ждавший ее на дворе. «Настоятель ради такого дела церковь пораньше откроет, до рассвета еще. Ты только языком не болтай, еще не хватало, чтобы вся округа об этом знала. То святые отцы из самого Рима, не абы кто, поняла? Ищут их уже, так что в тайности все хранить надо».

— Господи, помилуй, — ахнула Вероника и обиженно добавила: «Да язык-то я за зубами держать приучена, как еще с первым мужем жила, — он скупкой краденого промышлял, — так пьяная сболтнула подружке про дела его. Он меня так поколотил, что места живого не осталось, две недели работать не могла».

— Сколько у тебя мужей-то было? — вдруг усмехнулся Стонтон.

Женщина, было, стала загибать пальцы, но сбилась. «Врать не хочу, — огорченно ответила она, — на шестом уж, и считать прекратила. Но, ни с кем не венчалась, — торопливо проговорила Вероника, — вы не волнуйтесь, ваша милость, с вами перед алтарем первый раз стоять буду.

— Честь-то какая, — ядовито сказал Стонтон, но, увидев глаза Вероники, ворчливо добавил:

«Это я шуткой, язык у меня острый, в округе известный, так что привыкай. Поехали, я на телеге, ферму свою покажу, ты ведь уж скоро хозяйкой там будешь. Девчонки твои пусть тут побегают, у Марсфордовой хозяйки, приглядит она за ними.

— Ваша милость…, - вдруг, покраснев, уже у телеги, сказала Вероника.

— Да не бойся ты, — проверяя упряжь, отозвался фермер, — я уж до свадьбы потерплю, не мальчик. Все слаще будет, — он, не удержавшись, шлепнул ее пониже спины и шепнул:

«Дочек твоих миссис Марсфорд заберет на пару дней, как повенчаемся, сказала — где пятеро, там и семеро, так, что я тебя с брачного ложа долго не отпущу. Ну, доить, да корм скотине задавать разве только».

Вероника села в телегу, на мягкое, пахучее сено, и вдруг, зевнув, разморенная теплым осенним утром, сказала: «Так бы и поспала тут».

— Ну и поспи, — разрешил фермер, — нам мили три ехать.

Марфа, вскинув голову, посмотрела на звезды. Темза, — широкая, темная, шуршащая легкой волной, — лежала совсем рядом.

— Каждая лодка на реке, — будто звезда в небе, — тихо сказал Бруно. «Они идут своим курсом, повинуясь воле человека, а нам, тем, кто стоит на берегу, остается только следить за ними.