Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— По-нашему стала понимать? — усмехнулся мужчина. «За две недели-то?».

Девка отползла в угол землянки и, прикрывшись там каким-то тряпьем, затихла. Салтыков оделся и достал грязную, захватанную бутылку.

— Будешь? — спросил он мужчину.

— Налей немного, — попросил тот. «Сырость ужасная, будто и не весна на дворе. Хотя нам и на руку, с распутицей они точно сюда не сунутся. А мать ее где? — мужчина кивнул на девку.

— В болоте, — усмехнулся Салтыков. «У солдат с этим делом просто. Эту тоже, — он зевнул, — скоро туда отправлю, как надоест».

Карета вильнула на узкой дороге, и, угодив колесом в прикрытую лапником яму, сломала ступицу. Конвой, было, стал стрелять, но с обеих сторон дороги раздался быстрый, смертельный огонь.

Польский воевода, на танцующем, кровном, белом коне вынул саблю, но кто-то из солдат рубанул секирой по задним ногам лошади, и поляк упал в грязную лужу на обочине.

— Погоди, — мужчина остановил Салтыкова.

— Где Сапега? — спросил он по-польски, приставив кинжал к горлу мужчины.

Тот угрюмо молчал.

— Подержите его, — велел золотоволосый солдатам и поднеся кинжал к глазу воеводы, лениво сказал: «Ну, подумал? Где Сапега?». Мужчина провел кинжалом по веку, полилась кровь, и воевода закричал: «Я все скажу!»

— Ну вот, так бы сразу, — мужчина вытер кинжал. «Данило Иванович, ты карету проверь, — ухмыльнулся он. «Воевода наверняка сундуки добра везет, а тебе золото пригодится».

Солдаты вытащили на дорогу рыдающую, красивую полячку и, вырвав из ее рук ребенка, прикололи его саблей к земле. Мать потеряла сознание. Белокурая девочка-подросток, забившаяся в угол кареты, отчаянно зарыдала: «Отец!».

Женщина пришла в себя, и, встав на колени, сказала: «Пан, я же вижу, вы поляк! Делайте все, что угодно, но не трогайте мою дочь и мужа!». Салтыков вырвал саблю из трупа ребенка и отшвырнул тельце в канаву.

— Кончайте с ним, — распорядился Данило.

Золотоволосый мужчина, наступив коленом на грудь поляка, взрезал ему горло кинжалом.

Кровь хлынула широкой струей и он, обернувшись, сказал белой, как мел, женщине, что остановившимися глазами смотрела на него: «Ja nie jestem Polakiem, droga pani».

— Моей дочери двенадцать лет, — сказала женщина, рыдая, цепляясь за ноги Салтыкова, — я прошу вас…».

Тот ударил ее по лицу, и, обернувшись к солдатам, сказал: «Берите баб, добро и уходим.

Карету сжечь, и трупы — тоже».

Салтыков разлил водку, и, порывшись в луковицах, кинул в угол землянки подгнившую.

Девка, все еще прячась под тряпьем, стала есть.

— Ну что? — спросил он мужчину, откусывая крепкими, хищными зубами черствый хлеб.

— Сапегу ты тепленьким возьмешь, — мужчина, будто вспомнив что-то, усмехнулся. «Смотри, — он разложил бумаги, — сейчас расскажу тебе все.

Когда уже почти рассвело, мужчина потянулся и сладко зевнул. «Как бы я не хотел сам пана Анджея Сапегу прирезать, но надо мне, Данила, съездить кое-куда. Да впрочем, ты и сам справишься, дело нехитрое».

— А куда тебе надо? — нахмурился Салтыков.

— В Пилтен, — мужчина стал одеваться.

— Так Магнус же, сука эта, в ставке у Батория сейчас, нет его там, — недоуменно сказал Салтыков. «Он, с тех пор как из тюрьмы бежал, в бою не показывается — все по тылам отирается, жизнь свою бережет».

— А мне не Магнус нужен, — Матвей Вельяминов улыбнулся, и, не прощаясь, вышел в сырой предутренний туман.

— Я прошу вас, — девушка опустила голову и ее впалые, бледные щеки зарумянились, — ну хоть немного еды отпустите в долг.

— Ваша светлость, — лавочник положил пухлую, ухоженную руку на потрепанную торговую книгу. «У меня ваши долги уже некуда записывать.

— Тем более, что — он усмехнулся, — ваш муж, его светлость герцог Голштинский перед отъездом и так выпросил у меня двести талеров, оставив расписку, по которой все его обязательства переходят на вас. Все же война, — мужчина пожал плечами, — вдруг он не вернется».

— Но мне нечем платить, — Мария Старицкая еще пуще покраснела, — вы, же знаете.

— А мне какое дело? — пожал плечами лавочник. «Впрочем, — издевательски добавил он, — вы можете написать своему дяде, государю московскому. Пусть пришлет вам немного золота из своих запасов.

— Хотя нет, — мужчина поиграл бровями, — вряд ли ему это удастся, учитывая, что он уже потерял Ливонию, а вскоре потеряет и Псков с Новгородом. Так что, — он притворно вздохнул, — ничем не могу помочь, ваша светлость».

— Прошу меня извинить, — Мария опустила голову, еле сдерживая слезы. Лавочник посмотрел на рыжеватые, блеклые волосы, и, усмехнувшись, сказал: «Если герцога убьют, я вам, ваша светлость, как друг советую — выходите замуж за нашего брата, купца. Всегда будете сыты.

А сейчас простите, я закрываюсь — время обедать».

Мария вдохнула запах жареного мяса, и, чуть покачнувшись, стараясь удержаться на ногах, вышла из лавки.

На главной улице города в глубоких лужах лежали свиньи.

— А вон идет босоногая герцогиня, — раздался хохот висевших на заборе мальчишек. «Эй, ваша светлость, что вы еще не продали из своих владений — кусок болота и вшей из головы?».