Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Положи, — тяжело сказал царь, и, прошагав к двери, распахнув ее, крикнул: «Все сюда! И клещи с конюшни принесите, найдите какие-нибудь!».

— Нет, нет…, - забилась на полу Маша. «Нет, не надо, прошу вас, не надо! Марфа Федоровна!», — отчаянно закричала она.

Марфа смотрела поверх ее головы — на Петю. Тот морщился, растирая левую руку.

— Матвей Федорович, — Маша валялась на полу. «Пожалуйста!».

— Я, дорогая моя, отсюда прямиком на кол у Троицкой церкви отправляюсь, — улыбнулся Матвей, которому стрельцы связывали руки. «Вон, Петра Михайловича проси, хоша ты его и семью его чуть на казнь не обрекла, однако он у нас мужик добрый».

— Петр Михайлович, — косы Маши растрепались, — я не…, - она растянулась ничком на полу.

— Вот что, государь, — тихо сказал Воронцов, — у себя в Кремле, али в Разбойном приказе что хотите, то и делайте. А здесь мой дом, и никому тут резать языки я не позволю.

Царь тяжело, долго молчал.

— Думал я, — наконец, сказал он, — что у вас Степан Михайлович один такой был бесстрашный.

А ты, Петр, как я посмотрю, тоже ничего не боишься. Здесь моя земля, что хочу, то и творю! — заорал царь.

— Да уж оно и видно, — ядовито заметил Матвей, усмехнувшись.

Царь вдруг сорвал с пальца алмазный перстень и бросил Пете: «Ты уж не держи на меня зла, Петр Михайлович, ошибка с тобой вышла».

Кольцо прокатилось по полу горницы, переворачиваясь, и застыло у ног Воронцова. Тот даже не потянулся поднять его.

— Этих двоих, — царь указал на Машу и Матвея, — в Разбойный приказ. Я следом приеду.

Маша застонала — низко, горько, отбиваясь от стрельцов. «А ну тихо», — приказал царь, перетянув ее плетью по спине.

Матвей внезапно обернулся на пороге и коротко сказал: «Марфа».

Та кивнула, глядя в ореховые глаза брата и, чуть улыбнувшись, проговорила: «Да хранит тебя Господь».

— А эту куда? — спросил начальник караула, глядя на тихо плачущее дитя. Девочка потерла синие глазки и горестно сказала: «Мама! Где мама?»

— В прорубь суньте, и вся недолга, — распорядился царь, и подошел к Пете: «Дай ее сюда».

— Государь, — тихо сказала Марфа, — в монастырь ее отправь, вместе с матерью, зачем грех на душу брать, то ж дитя невинное?».

— Она мне еще советовать будет, — царь посмотрел на все еще кровоточащую щеку Марфы.

«Что ты, Марфа Федоровна, смелая, то, я давно знаю, однако ты место свое помни», — выругался царь.

Марфа стояла, положив руку на живот, чувствуя, как толкается ребенок.

— А если я тебе за жизнь ее, — Вельяминова кивнула на девочку, — в дар кое-что отдам?

— Да что ты мне отдать можешь? — Иван Васильевич рассмеялся. «Мне, государю московскому?».

— Сибирь, — тихо ответила Марфа, глядя прямо в глаза царю.

— Уехали, — Марфа высунулась в окно. «Господи, спасибо тебе!», — перекрестилась она, и, обернувшись, охнула: «Петька, что такое?».

— Ты меня наверх отведи, — попросил муж, опускаясь в кресло. Марфа встала на колени рядом с ним. «Петька, — сказала она, — у тебя и пальцы посинели. Ты дыши, дыши, пожалуйста!».

Она широко распахнула ставни и крикнула: «Федор, Федосья!»

— Батюшка! — застыл на пороге мальчик.

— Отцу помогите в опочивальню подняться, уложите его, я приду сейчас, — распорядилась Марфа, и, накинув шубку, как была, в домашних туфлях, выбежала на двор.

— Марфа Федоровна! — кинулась к ней ключница.

— Приберите тут все, — Марфа указала на трупы стрельцов, — и плотников позови, ворота заделать.

Тот, кого она увидела из окна, в проломе ворот, стоял на другой стороне Воздвиженки.

— Боярыня, — тихо сказал юродивый, — я видел все. Если что надо вам, так я все сделаю.

Марфа наклонилась к его уху и тихо прошептала что-то. Тот кивнул головой и так же тихо ответил: «Опосля вечерни за милостыней зайду». Марфа, оскальзываясь на растоптанном снегу, побежала обратно в усадьбу.

— До пострига пусть тут сидит, — распорядился царь, брезгливо глядя на валяющийся на полу, окровавленный язык. «И десять плетей ей каждый день давайте, бляди этой». Маша Старицкая, выгнувшись от боли, билась на полу.

— А чадо ее что? — спросил палач.

— С ней пусть пребывает, — кивнул царь на Машу, — коли не сдохнет, значит, на то Божья воля.

А теперь к Белому Соколу отведи меня, ино поговорить мне с ним охота, по-дружески, по старой памяти».

Он приехал в Кремль, и сразу прошел в опочивальню к жене. Та расчесывала черные, падавшие ниже бедер волосы. Иван Васильевич грубо выхватил у нее гребень и велел:

«Рубашку сними». Та медленно потянула вверх шелк. Царь нетерпеливо рванул Марью к себе, тонкая ткань затрещала, и он, толкая жену к ложу, усмехнулся: «Ну, цельную ночь сейчас подо мной пролежишь».

Уже потом, повернув ее к себе спиной, он шепнул: «Нашелся твой нареченный, Матвей Федорович, Марья. У Троицкой церкви уж помост зачали строить, а завтра там кол поставят, куда и сядет он. А ты смотреть на это будешь, поняла?».

Нежные, острые лопатки застыли, — ровно камень, и Марья тихо сказала: «На все воля твоя, государь».

— Иди сюда, — Марфа тяжело, придерживая живот, опустилась за стол, на котором были разложены счетные книги.